Царские дочери. Старшая дочь Николая II - Вопросы истории — ЖЖ

Как воспитывались царские дочери

В семье последнего Российского Императора было четыре дочери - Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия.
В основе воспитания детей императрица Александра Федоровна полагала религиозное (духовное) воспитание: «Бог впервые приходит к детям через любовь матери, потому что материнская любовь как бы воплощает любовь Бога». «Религиозное воспитание - самый богатый дар, который родители могут оставить своему ребенку», - писала в дневнике Государыня. Ведь духовный стержень - это основа нравственно здоровой личности.
Следующим принципом воспитания было воспитание послушания. «Учись послушанию, пока ты еще мала, -писала Государыня своей дочери Ольге, - и ты научишься слушаться Бога, когда станешь старше». Она не сомневалась, что послушание - это христианская добродетель и одно из условий спасения. Дочери были послушны матери не столько из страха наказания, сколько из страха огорчить ее. И, несмотря на строгость и требовательность матери, девочки ее очень любили, она была для них авторитетом. Не зря, если матери нездоровилось, то дочери устраивали попеременно дежурства и безвыходно оставались при ней.
Царские дочери видели и знали красоту окружающего мира - они часто были на природе, занимались музыкой, рисовали, читали хорошую литературу, общались с интересными людьми. С другой стороны, они знали и горестные стороны жизни, посещая дома туберкулезных больных, работая сестрами милосердия в госпитале.

Царица была строгой матерью. Она не допускала, чтобы дети праздно проводи ли время, они всегда были заняты - будь то учеба, рукоделие, спорт, прогулки, игры, чтение. «Даже то, что нам не нравится, мы должны делать с любовью и тщанием, и перестанем видеть то, что нам неприятно», - пишет Александра Федоровна. Девочкам некогда было скучать, они не были бездельницами. И этот навык очень пригодился им, когда семья находилась под арестом в Царском Селе, в заключении в Тобольске и в Екатеринбурге. Великие Княжны с отцом и преданными слугами разбивали огород в Царском Селе и в Тобольске, пилили и кололи дрова, строили горку, занимались рукоделием, ставили домашние сценки и что самое поразительное- не прекращали обучения.
Их воспитание носило «спартанский» характер. «Спали в больших детских на походных кроватях, почти без подушек и мало покрытые. Холодная ванна по утрам и теплая каждый вечер», - вспоминала Анна Вырубова (фрейлина, ближайшая и преданнейшая подруга Императрицы Александры Фёдоровны)
Платья старших девочек переходили к младшим. Когда царской дочери исполнялось 12 лет, ей дарили первый золотой браслет. Это была богатейшая семья. И, казалось бы, как просто было окружить детей императора только приятными вещами! «Долг родителей - подготовить детей к жизни, к любым испытаниям, которые ниспошлет им Бог, - рассуждала Государыня, - Дети должны учиться самоотречению. Они не смогут иметь все, что им хочется. Они должны учиться отказываться от собственных желаний ради других людей. Им следует также учиться быть заботливыми. Беззаботный человек всегда причиняет вред и боль - не намеренно, а просто по небрежности. Дети должны учиться приносить пользу родителям и друг другу. Они могут это сделать, не требуя излишнего внимания, не причиняя другим забот и беспокойства за себя. Как только они немного подрастут, детям следует учиться полагаться на себя, учиться обходиться без помощи других, чтобы стать сильными и независимыми».
Александра Федоровна воспитывала своих дочерей и как будущих женщин, хранительниц домашнего очага. «Дом и семья - этого, что держится в первую очередь на женщине, и каждая девушка обязана понять это еще в детстве», - писала Императрица. Царица обучала дочерей основам домашнего хозяйства, хотела видеть в них настоящих помощниц: царевны вышивали, шили рубашки, гладили белье. Александра Федоровна воспитывала в них чувство долга будущих жен и матерей..

© Прокофьева Е. В., Скуратовская М. В., Аннина С. А., 2016

© Оформление, издательство «БХВ-Петербург», 2016

Дарье Корольковой – без ее помощи и поддержки эта книга могла бы и не состояться,

а также благодарят Наталью Харсу и Софью Пономареву за содействие в сборе иллюстративного материала

Вступление

«Принцессы Романовы». Так называли их в Европе.

Принцессами, а не царевнами в европейской истории стали называться дочери и племянницы русских царей, начиная с эпохи петровских реформ.

Прежде их судьбы были однотипно печальны. Историк Михаил Семеновский писал, что с рождением дочери в царской семье допетровских времен «прибавлялась только новая инокиня, судьбою, вековым обычаем обреченная на уединенную, тихую жизнь вдали от всего, что так сладостно в жизни, от печалей и радостей, жизни общественной. Никакой монастырь не мог быть скромнее и благочестивее царских теремов. В глубоком уединении, частью в молитве и посте, частью в занятиях рукоделием и в невинных забавах с сенными девушками проводили они свои дни… Никогда посторонний взгляд не проникал в их хоромы: только патриарх и ближние сродники царицы могли иметь к ним доступ… Народ знал их единственно по имени, возглашаемому в церквах, при многолетии царскому дому, также по щедрым милостыням, которые они приказывали раздавать нищим. Ни одна из них не испытала радостей любви, и все они умирали безбрачными, большей частью в летах преклонных. Выходить царевнам за подданных запрещал обычай, выдавать их за принцев иноземных мешали многие обстоятельства, в особенности различие вероисповедания. Таким образом отшельницы мира с самого младенчества, недоступные никаким надеждам или желаниям, выходившим из круга повседневной жизни, нисколько незнакомые ни с семейным, ни с общественным бытом, ни тем менее с жизнью государственной, царевны увязали в своих недоступных светлицах».

Первыми русскими принцессами, чьи лица и чей нрав сделались известными всем придворным и иноземцам, явились Анна и Елизавета, дочери Петра Великого. Они же первыми из царских дочерей надели европейское платье и стали вести образ жизни, соответствующий статусу принцесс.

Итак, с XVIII столетия «принцессы Романовы», подобно другим европейским принцессам, стали драгоценным товаром в политической торговле, заложницами мира между государствами. Получить в жены одну из них, породниться с могущественной Россией сделалось престижно, тем более что замуж они шли в основном за принцев и герцогов мелких германских княжеств или небольших скандинавских королевств, ибо там исповедовалось лютеранство. Русские жены оставались православными, привозили с собой духовников, отстраивали домовые церкви, организовывали приходы… Всего лишь раз великую княжну выдали замуж за католика: Александру Павловну, прелестнейшую из дочерей Павла I – за Иосифа, палатина Венгерского. Окончилась эта история более чем печально, и больше с католиками Романовы в родство не вступали. Но вообще, о великих княжнах в царские времена писали немного и неинтересно: только о добродетелях их, о благотворительности, и ничего – о тайных страстях, иной раз кипевших вокруг них или даже в их сердцах. А когда трехсотлетнее величие Дома Романовых рухнуло, смятенное революционным ураганом, об императорах и императрицах писать стали мало и в основном – негативно, а уж о великих княжнах, в юные годы вышедших замуж и уехавших за границу, – и вовсе ничего, они были неинтересны новой власти и новой истории.

Висели в Эрмитаже и Русском музее портреты прелестных девушек: их сохранили, потому что они принадлежали кисти великих художников – Дмитрия Левицкого, Василия Боровиковского, Элизабет Виже-Лебрен, Джорджа Доу, Карла Брюллова, Валентина Серова… Но мало кто знал о жизни тех, кто был изображен на портретах.

В Петергофе, в качестве экспоната парковой архитектуры, сохранилась мемориальная скамейка великой княжны Александры Николаевны, украшенная ее мраморным бюстом: изящная головка, тонкий профиль, грустный взгляд… Многие поколения посетителей задерживались возле этого бюста, всматривались в красивое личико, но невозможно было узнать о судьбе этой девушки: о ее короткой, простой и печальной жизни.

Между тем, за границей – в Германии, в Голландии, в Австрии, в Великобритании, в Греции – жила память о русских принцессах. Как драгоценные памятники оберегали их могилы и выстроенные ими дворцы, как реликвии сохраняли принадлежавшие им вещи. Лишь недавно начали издаваться на русском языке исследования жизни великих княжон, и все равно большинство фактов о жизни этих женщин мы можем узнать только из зарубежных источников, а что-то – только из архивных документов.

Но знать о них необходимо. Ведь судьбы этих женщин – пусть не самая важная, однако же значительная и интересная часть отечественной истории. А знание истории, память о ней – необходимая составляющая для духовного становления, для самоуважения как нации в целом, так и каждого человека по отдельности.

Из этой книги читатели узнают о судьбах всех царских дочерей с начала XVIII века, которые могли именоваться уже не только царевнами, но – «принцессами Романовыми». Всех, кроме четырех дочерей Николая II, ибо у этих девочек почти что и не было самостоятельных биографий, они почти и не жили, их общей судьбой стало мученичество и гибель вместе с родителями и братом. Их история – кровавая, страшная – выходит далеко за грань даже самых драматических судеб их предшественниц. О них надо писать отдельно… Это слишком больная тема, слишком далекая от словосочетания «женские судьбы», которое нам хотелось бы сделать краеугольным камнем нашей книги о русских принцессах. Потому что судьба Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии – это судьба не женщин, а ангелов. Остальным русским принцессам все-таки посчастливилось пройти, иногда пусть недлинный, но земной путь: при всех бедствиях, зачастую их постигавших, они все-таки были женщинами и успели вкусить сладость жизни. О них наша книга.

Глава 1. Первые принцессы: Анна и Елизавета, дочери Петра Великого

В детстве они были неразлучны – две прелестные девочки, темноволосая и белокурая. Старшая сестра, живой портрет своего отца в девичьем обличье, умерла совсем юной на чужбине, успев родить будущего императора Петра III, чье правление было бесславным и окончилось трагически. Младшая вошла в историю как «блистательная Елисавет», «кроткая Елисавет», «веселая Елисавет» – императрица Всея Руси Елизавета I.

* * *

Из одиннадцати детей Петра I и его возлюбленной, а потом супруги Марты Скавронской, ставшей при крещении в православие Екатериной Алексеевной, дожили до отрочества только двое. Три маленьких Павла, два Петра, две Натальи, Екатерина и Маргарита умерли кто в младенчестве, кто в раннем детстве. Обычное явление для тех времен: смерть не различала отпрысков монархов и крестьянских ребятишек. Но то, что в царской семье она пощадила лишь дочерей, повлекло за собой множество раздоров и интриг и в немалой степени предопределило судьбу российского трона. (Единокровный брат девочек Алексей, сын Петра I от Евдокии Лопухиной, был, как мы знаем, обвинен в государственной измене и погиб при неясных до сих пор обстоятельствах в 1718 году.)

Анна и Елизавета родились одна за другой: 27 января 1708-го и 18 декабря 1709 года. Еще не царевны, более того – незаконнорожденные. С их матерью Петр обвенчался только в феврале 1712 года. Венчание проходило в храме Исаакия Далматского – простой деревянной церкви для шкиперов, ничем не походившей на величественный Исаакиевский собор, воздвигнутый спустя полтора века. Сама церемония тоже была очень скромной.

За женихом и невестой, обходившими аналой, едва поспевали две крошечные девочки. Отныне Аннушка и Лизонька считались, по старинному русскому обычаю, «привенчанными», то есть приравненными к детям, рожденным в законном браке. Но вопрос о сомнительности их происхождения всплывал еще не однажды…

* * *

После свадьбы, столь же лишенной помпезности, сколь и венчание, жизнь девочек сильно изменилась. Им отвели собственные покои во дворце, приставили к ним отдельных поваров и прочую прислугу. Мать теперь могла открыто баловать своих любимиц, наряжать их как куколок и, не стесняясь в средствах, выписывать платья по последней моде, сшитые самыми умелыми европейскими портными.

На ассамблеях, введенных Петром в 1718 году, уже подросшие царские дочки блистали и в переносном, и в буквальном смысле – их костюмы были расшиты золотом и серебром, а головные уборы украшены бриллиантами.

Портреты девочек заказывали придворным художникам. Сохранилось несколько картин кисти Луи Каравака, изобразившего Анну с Елизаветой и их младших братца и сестрицу, рано умерших Петра и Наталью, юными греческими божествами.

Еще в 1711 году Петр подарил Екатерине земли на южном берегу устья Невы, неподалеку от места, где 6 мая 1703 года произошла одна из решающих битв Северной войны: русские войска во главе с царем и Александром Меншиковым захватили шведские корабли «Гедан» и «Астрильд». В память об этой победе Петр велел разбить красивый пейзажный парк, существующий и поныне. (Сейчас Екатерингофский парк находится в нескольких минутах ходьбы от станции метро «Нарвская» и Нарвских триумфальных ворот.) А для каждой из трех самых дорогих своих женщин – построить по дворцу. Таким образом, и у матери, и у маленьких дочерей были собственные летние резиденции. Екатерингоф, Анненгоф и Елизаветгоф располагались поблизости, и хозяйки коротали часы досуга то в одной, то в другой усадьбе. К сожалению, деревянные дворцы не сохранились до наших дней.

Дочери Петра Великого были значимыми фигурами на политической шахматной доске. Правда, при этом оставаясь пешками.

Петр нежно любил обеих. И рассудительную скромницу Анну, в которой видел свое подобие и, возможно, свою будущую наследницу (о чем мы поговорим чуть позднее). И кокетливую веселую Елизавету, в честь рождения которой прервал торжества по случаю разгрома шведов под Полтавой, воскликнув: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с пришествием в этот мир мою дочь!»

Однако не будем забывать, что в результате кардинальных реформ в политике Петра его дочери и их двоюродные сестры, дочери покойного царя Иоанна, сделались первыми русскими царевнами, которые могли рассчитывать на иную участь, кроме как вечное девичество в монастырской келье. Брак, пусть и по расчету, давал девушкам хоть какую-то надежду на счастье. Как исстари повелось у царственных отцов, обдумывая будущее девочек, Петр меньше пекся об их чувствах, нежели о государственных интересах.

Анну и Елизавету готовили в жены европейским королям и герцогам – а значит, и воспитывали так, чтобы они не ударили лицом в грязь перед Европой. Не скажешь, что их образование отличалось разносторонностью и систематичностью, но другого странно было по тем временам и желать, учитывая, что речь шла о девочках. Царевен учили основам грамматики, иностранным языкам, танцам. Плоховато, но писать обе умели уже в восемь лет. Знали немецкий, французский, итальянский и шведский. Причем, как бы мы сейчас выразились, – от «носителей» языка: виконтессы Латур-Ланнуа, немецкого педагога Глика и своей воспитательницы Марианны Маньяни. Шведский выучился как-то сам собой: среди окружения Петра было много шведов, а среди прислуги – говоривших на этом языке представителей народов Ингрии. Изящные па и пируэты девочкам показывал танцмейстер Стефан Рамбур.

Разница между сестрами стала очевидна очень рано: Анна выказывала куда большие способности и прилежание за письменным столом, Елизавета не знала себе равных на ассамблеях и балах.

Тем не менее, девочки были очень дружны. Этому способствовало и то, что царь Петр часто и надолго уезжал, мать нередко сопровождала мужа и в дипломатических поездках, и в военных кампаниях, а братья и сестры были слишком малы, вдобавок не заживались на свете.

Родители явно надеялись, что серьезная Аннушка будет положительно влиять на легкомысленную Лизоньку. Иногда эти надежды сбывались. Екатерина Алексеевна писала своей старшей дочке издалека, прося «для Бога потщиться писать хорошенько, чтоб похвалить за оное можно и вам послать в презент прилежания вашего гостинцы, на то б смотря, и маленькая сестричка также тщилась заслуживать гостинцы». И действительно, вскоре самостоятельно вести переписку могла уже и Елизавета. «Лизетка, друг мой, здравствуй! – приветствовал ее отец. – Благодарствую вам за ваши письма, дай Боже вас в радости видеть».

* * *

Шло время, девочки росли. И необходимость подыскать им достойных, а главное, полезных России супругов из отдаленной перспективы превращалась в насущную задачу. Тем более что решать такие вопросы при дворах монархов предпочитали загодя.

О предстоящем браке Елизаветы Петр всерьез задумался уже около 1717 года. Жениха для семилетней «невесты» отец приглядел завидного – ровесника Лизоньки Людовика XV, два года как взошедшего на французский престол. Ради этого союза Петр с Екатериной готовы были пойти на неслыханный шаг – разрешить дочери принять католичество.

Но Елизавете не довелось узнать, стоит ли Париж мессы. Ее отец умер, не успев даже просватать младшую дочь. Мать же продолжала питать надежды в отношении французского короля вплоть до женитьбы Людовика на Марии Лещинской, дочери бывшего короля Польского и великого князя Литовского Станислава I, в сентябре 1725 года.

Обсуждалась и возможность брака Елизаветы Петровны с юными французами рангом пониже – Шарлем де Бурбоном-Конде, графом Шароле, и другим Бурбоном, герцогом Шартрским, сыном регента при короле Филиппа Орлеанского.

Что до графа – хорошо, что переговоры ничем не закончились, поскольку в зрелые годы последний из Шароле прослыл человеком беспутным и жестоким.

Что до герцога… Регент, хотя сам и выдвинул идею брака сына с русской принцессой, колебался, рассуждая так: «…за невестой один недостаток: мать ее женщина темного происхождения, и эту темноту не может рассеять весь блеск славы отца невесты».

Несомненно, то же соображение и в случае с Людовиком XV было аргументом «против», причем куда более веским.

А когда Петр умер и «женщина темного происхождения» заняла его место на троне, французы и вовсе потеряли к русской невесте интерес.

* * *

Суженый Анны, герцог Гольштейн-Готторпский Карл-Фридрих, появился на горизонте около 1718 года.

Сын старшей сестры короля Швеции Карла XII, после смерти дяди он имел все права на трон, но его оттеснила младшая сестра короля Ульрика-Элеонора. Петр, тем не менее, счел, что законный наследник престола в качестве зятя – солидный козырь в игре со Швецией. Новый родственник должен был помочь ему добиться выгодных условий мира в затянувшейся Северной войне, получить влияние на политику скандинавских стран, а также выход к Балтийскому морю в голштинском городе Киле.

Со своей стороны, с помощью могущественного зятя голштинец надеялся вернуть принадлежавшее ему герцогство Шлезвиг, отобранное Данией, – а там, кто знает, может быть, и добраться до вожделенной шведской короны.

Теперь уже, однако, сам Петр долго колебался, присматриваясь к кандидатуре. То ли из стратегических соображений, то ли сомневаясь, что не отличающийся ни образованностью, ни доблестью, ни смекалкой юноша подходит его красавице и умнице Анне.

Однако 27 июня 1721 года, в день празднования годовщины Полтавской битвы, Карл-Фридрих наконец приехал в Петербург. За несколько дней до этого в русскую столицу прибыл камер-юнкер из его свиты Фридрих-Вильгельм Берхгольц. И именно он первым познакомился с царской семьей.

Молодой человек, впечатлительный, наблюдательный и обладавший несомненным литературным даром, оставил историкам свои дневники. Вот запись о его встрече с дочерьми Петра в Летнем саду:

«Взоры наши тотчас обратились на старшую принцессу, брюнетку и прекрасную как ангел. Цвет лица, руки и стан у нее чудно хороши. Она очень похожа на царя и для женщины довольно высока ростом. По левую сторону царицы стояла вторая принцесса, белокурая и очень нежная; лицо у нее, как и у старшей, чрезвычайно доброе и приятное. Она годами двумя моложе и меньше ростом, но гораздо живее и полнее старшей, которая немного худа. В этот раз они были одеты одинаково, но младшая имела еще позади крылышки; у старшей же они были недавно отрезаны, но еще не сняты и только зашнурованы. Сделаны эти крылышки прекрасно. Платья принцесс были без золота и серебра, из красивой двухцветной материи, а головы убраны драгоценными камнями и жемчугом, по новейшей французской моде и с изяществом, которое бы сделало честь лучшему парижскому парикмахеру».

Так и хочется придать очаровательной жанровой сценке символический смысл, которого на самом деле в ней нет.

Анне к тому времени исполнилось тринадцать лет, Елизавете – одиннадцать. По обычаю, девочки из знатных семейств носили на спине крылышки, олицетворявшие ангельскую невинность, до вступления в пору девичества. Ничего зловещего в том, что старшую дочь Петра уже считали взрослой девушкой, разумеется, и быть не могло.

Но мы, глядя на эту сцену глазами восторженного камер-юнкера, знаем, в отличие от него, о печальной участи, ожидающей юную царевну. И оттого не можем не вздохнуть: «Ангел с подрезанными крыльями…»

* * *

Жениховство Карла-Фридриха продлилось три года. Пикантность его положения заключалась в том, что герцог даже не знал, чей он, собственно, жених – Анны или Елизаветы.

Царь-отец отделывался туманными отговорками. Вряд ли Петр действительно прочил Карлу-Фридриху в жены Елизавету – ведь он надеялся выдать ее замуж во Францию.

По воспоминаниям Берхгольца и другого приближенного герцога, голштинского первого министра графа Бассевича, сам Карл-Фридрих охотнее выбрал бы младшую из царевен. Хотя обе царевы дочки были хороши собой, Елизавета, более живая, раскованная и, говоря по-современному, более сексапильная, с детства превосходила старшую сестру в умении нравиться людям. Особенно – мужчинам.

Впрочем, Бассевич, имевший на Карла-Фридриха большое влияние, явно отдавал предпочтение Анне. Впоследствии он писал:

«Анна Петровна походила лицом и характером на своего августейшего родителя, но природа и воспитание все смягчили в ней. Ничто не могло быть величественнее ее осанки и физиономии; ничто правильнее очертаний ее лица, и при этом взгляд и улыбка ее были грациозны и нежны. Она имела черные волосы и брови, цвет лица ослепительной белизны и румянец свежий и нежный, какого никогда не может достигнуть никакая искусственность; глаза ее были неопределенного цвета и отличались необыкновенным блеском. Ко всему этому присоединялись проницательный ум, неподдельная простота и добродушие, щедрость, снисходительность, отличное образование…»

Иван Никитин . Портрет царевны Анны Петровны, дочери Петра I (до 1716 г.)

Голштинский герцог старался держаться с сестрами ровно, ухаживая, как подобало приличиям, за обеими, а заодно оказывая трогательные знаки внимания и их матушке, все еще прелестной Екатерине Алексеевне. Та же говорила, что полюбила его, словно родного сына.

Что думали царевны о Карле-Фридрихе, сказать сложно. Гостя в России щедро вознаграждали за томительное ожидание – всячески баловали и развлекали, приглашали на пиры, балы и маскарады. Нашлись «друзья», которые быстро пристрастили слабохарактерного герцога к бутылке. Доходили слухи, что голштинец «искал в низших классах наемной любви». Вряд ли это могло понравиться девушкам-подросткам, в особенности серьезной и застенчивой Анне, несмотря на уверения Берхгольца, что она-де испытывает к его господину искреннюю и нежную привязанность. К тому же герцог был неказист внешне. В общем, он мало годился в романтические герои.

30 августа 1721 года произошло важное для истории России событие – был подписан Ништадтский мир, положивший конец войне со Швецией. Она продолжалась двадцать один год. Петр I говорил: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно, но наша школа троекратное время была. Однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно».

Международное влияние Петра упрочилось, территория России обросла Лифляндией, Эстляндией, Ингерманландией и другими землями.

В честь долгожданной победы Сенат и Синод преподнесли царю титул Императора Всероссийского. Страна отныне стала именоваться Российской империей.

Обеим дочерям Петра были присвоены титулы цесаревен.

А вот у герцога Гольштейн-Готторпского не имелось причин для радости – он не получил ни звания престолонаследника, ни Шлезвига.

С неопределенностью его положения при русском дворе было покончено только 24 ноября 1724 года, когда все-таки состоялось его обручение с Анной Петровной. Брачный контракт предусматривал отказ герцога и его супруги от притязаний на российскую корону. Однако Петр оставлял за собой право призвать на российский трон кого-либо из сыновей четы по своему выбору.

«Сейчас видно было по всему, что Его Высочеству (как мы все пламенно того желали) достанется несравненно прекрасная принцесса Анна. Так разрешилась продолжавшаяся доселе неизвестность, на кого падет жребий, на старшую или на вторую принцессу. Против красоты и привлекательности принцессы Елизаветы хоть и ничего нельзя сказать, однако ж все мы, по многим причинам, склонялись на сторону принцессы Анны и сердечно желали, чтобы она была нашею герцогинею», – с облегчением и радостью писал в дневнике Берхгольц.

* * *

Видел ли когда-либо Петр в своей старшей дочери продолжательницу своего дела? Есть немало сторонников этой версии. По ней Петр, не желавший, чтобы на престол взошел его внук и тезка, сын мятежного царевича Алексея, едва ли не с детства Анны вынашивал мысль назначить ее наследницей, а подыскивая ей мужа – выбирал для нее соправителя, принца-консорта по британскому образцу.

Об этом уверенно говорили в русских и французских дипломатических кругах при обсуждении идеи союза все того же герцога Шартрского, но уже с Анной Петровной.

О том же могло бы свидетельствовать появление петровского Указа о престолонаследии от 1722 года, отменявшего старый порядок передачи трона по мужской линии по старшинству и дававшего государю право самому назначать наследника.

Однако Петр I всегда четко заявлял, что намерен передать трон своей супруге Екатерине. И даже заподозрив жену в измене, что стоило ей доверия Петра, а обер-камергеру Вилиму Монсу – головы, лишь поспешил обручить старшую дочь. А упомянутым брачным контрактом, казалось бы, ясно дал понять, что рассчитывает на внуков от Анны, но никак не на нее саму.

Но в январе 1725 года, находясь при смерти, император потребовал письменные принадлежности и написал: «Оставьте всё…». Рука не слушалась. Петр позвал к себе Анну, чтобы она писала дальше под диктовку, но, когда девушка пришла, уже не мог говорить.

Очевидцы не сомневались, что Анна должна была по воле отца продолжить фразу собственным именем. Наверняка же мы этого уже никогда не узнаем.

Что ж, даже этот сильный и решительный человек мог колебаться, когда речь шла о важнейших для него вопросах…

* * *

Венчание, отложенное из-за болезни и смерти Петра I (и его самой младшей дочери, маленькой Натальи, скончавшейся через месяц после отца) и траура, состоялось 21 мая 1725 года в церкви Святой Троицы. Свадьбу играли три дня. Были и пушечная стрельба, и народные гулянья, и фонтаны, «которые текли винами красным и белым».

А после свадьбы молодые переехали в трехэтажный каменный особняк, нанятый Карлом-Фридрихом у генерал-адмирала Апраксина. Если бы Анна могла читать Диккенса, она назвала бы этот особняк «Холодным домом». Галантного дамского угодника как подменили. Он часто не ночевал дома, в Петербурге сплетничали о Карле-Фридрихе и некой «московской гризетке»…

Мало того что замужество с первых дней стало для Анны огромным разочарованием – она, вместе со своим супругом, стала жертвой дворцовых интриг. Светлейший князь Меншиков, ближайший соратник и старый друг Петра, помог после его смерти взойти на трон Екатерине Алексеевне и явно рассчитывал, что новоиспеченная правительница будет прислушиваться исключительно к его советам. Но та излишне, по мнению Меншикова, благоволила к любимому зятю Карлу-Фридриху, настаивая на его активном участии в государственных делах. Конкурент светлейшему был не нужен. К тому же здоровье царицы стало стремительно ухудшаться. А после ее смерти Анна Петровна с ее будущими детьми стали бы серьезной угрозой для цесаревича Петра Алексеевича, которого Меншиков хотел женить на своей дочери.

Екатерина I скончалась 6 мая 1727 года. Перед смертью она торопилась устроить будущее Елизаветы – в Петербург прибыл двоюродный брат Карла-Фридриха Карл-Август Гольштейн-Готторпский. Этот брак русской цесаревны и голштинца мог бы быть удачным – жених и невеста успели влюбиться друг в друга. Но Карл-Август заразился оспой и умер спустя три недели после несостоявшейся тещи.

К составленному перед самой кончиной императрицы завещанию, вероятно, приложили руку и Меншиков, и муж Анны. Согласно документу наследником назначался, как и хотел Меншиков, цесаревич Алексей, но вслед за ним шла Анна с ее потомками, а затем Елизавета. Опекунство мальчика-царя Меншиков должен был разделить с обеими цесаревнами, что тоже было князю отнюдь не на руку.

Пользуясь неразберихой при дворе, Меншиков чинил герцогской чете крупные и мелкие козни, а под конец просто-напросто «попросил» Карла-Фридриха убраться на родину, да поскорее. Что герцог с супругой и сделали, отплыв из Петербурга 27 июля.

Светлейший еще не подозревал, что очень скоро юный царь выйдет из-под его контроля, лишит власти, богатств, титулов, всех надежд и подвергнет его позорной ссылке в Сибирь.

* * *

В порт города Киля чета прибыла 13 августа. Встреча с новой жизнью оказалась для Анны Петровны столь же безрадостной, каким было расставание со старой. Голштинцы хорошо приняли молодую герцогиню, но сам герцог… Он уделял красавице жене еще меньше внимания, чем в России. Анна и Карл-Фридрих и дни, и ночи проводили каждый на своей половине, даже обедали врозь. Поначалу Анна не так уж и скучала. Ведь она была той, о ком французский дипломат Лави когда-то написал: «…вылитый портрет царя-отца… и хочет обо всем знать». Изучение местного уклада и быта очень занимало ее. Но все чаще и чаще герцогиня жаловалась в письмах любимой сестре Елизавете на скуку, одиночество, неверность мужа, который особо и не скрывал своих амурных похождений.

10 февраля 1728 года Анна родила сына – Карла-Петера-Ульриха, будущего российского императора Петра III. Городской магистрат преподнес новорожденному серебряную колыбель, обитую изнутри синим бархатом. Но, глядя на младенца, агукающего в роскошной колыбельке, мать печалилась: «Бедный малютка, не на радость ты родился». Однако ей не суждено было узнать, насколько верным оказалось ее пророчество.

Смерть Анны Петровны, герцогини Гольштейн-Готторпской, описывают по-разному.

По одним сведениям, она простудилась, открыв окно, чтобы полюбоваться фейерверком, устроенным в честь рождения малыша. Анна посмеивалась над всполошившимися фрейлинами: «Мы, русские, не так изнежены, как вы!..» Но слегла в горячке и на десятый день скончалась.

По другим – она мучительно умирала три месяца, не оправившись после родов.

Дочь Петра попросила похоронить ее «подле батюшки». И последнее желание ее исполнили.

Из Москвы, куда перебрался Петр II со своим двором, на похороны в Петербург не приехал никто из родственников и вельмож. Даже Елизавета. Правда, она тяжело переживала смерть сестры: плакала и молилась, на несколько дней запершись в своих покоях.

По свидетельствам современников, Карл-Фридрих тоже искренне горевал, видимо, поняв, какое сокровище потерял. Он больше не женился и отныне предпочитал уединение компаниям и попойкам. Умер герцог в поместье Рольфсхаген в 1739 году в возрасте сорока лет. Незадолго до кончины он написал в своих заметках: «Я искал покой и не находил его».

В 1735-м герцог учредил в память о своей юной русской жене орден Святой Анны. Со временем эта награда стала российской и присуждалась вплоть до революции 1917 года.

* * *

Будущая императрица Елизавета Петровна продолжала вести внешне беззаботную жизнь. Она упивалась балами и охотой – и совершенствовалась в даре очаровывать. Пленился ею (пусть и не без влияния хитрого царедворца Остермана) даже родной племянник, Петр II. Но Петр был подростком, а Елизавета – взрослой девицей. Как кавалер он ее не интересовал. И хотя о перспективе брака двух ближайших потомков Петра Великого поговаривали всерьез, отношения тетки и племянника ограничились нежной родственной дружбой.

Неизвестный художник. Портрет царевны Елизаветы Петровны в юности

Эта дружба на время охладела, когда мальчик-царь, приревновав тетушку к приглянувшемуся ей камергеру Бутурлину, отослал последнего воевать с татарами на Украину. Племянник вообще старался отвадить от Елизаветы всех мужчин – например, сорвал проект ее брака с бранденбургским курфюрстом и отправил за границу очередной объект симпатии цесаревны, обер-гофмейстера Нарышкина.

После безвременной смерти юного императора в 1730 году Елизавета, согласно завещанию Екатерины I, должна была стать его преемницей. Но Верховный тайный совет, объявив цесаревну незаконнорожденной, призвал на царствование Анну Иоанновну.

Елизавета одной из первых при дворе присягнула на верность кузине. И хотя между новой императрицей и ее родственницей, такой красивой и такой опасной, нередко случались ссоры – казалось, дочь Петра I вовсе не думает о троне и не питает никаких политических амбиций.

Совершив 25 ноября 1741 года дворцовый переворот, возведший ее на престол, Елизавета Петровна наглядно продемонстрировала, сколь ошибочным было это мнение.

До самой смерти «блистательная Елисавет» не забывала свою сестру. Воспользовавшись упоминавшимся выше Указом о престолонаследии, она, как мы знаем, сделала своим наследником сына Анны Карла-Петера-Ульриха.

На выбор Елизаветой невесты для наследника тоже повлияла память о прошлом – ее покойный жених Карл-Август доводился дядей принцессе Фике, впоследствии известной как Екатерина II.

Эта новость потрясла человечество. Большевистский режим расстрелял и добил ударами штыков русского царя Николая II, царицу Александру Федоровну, их четырех детей и четырех слуг в подвале небольшого дома на Урале.

После революции и отречения царя от престола, Российская империя утратила былую мощь, и, как следствие, царская семья была отправлена в ссылку и затем расстреляна.

С тех пор выдвинуто немало предположений об их гибели. Утверждают, что самая младшая из дочерей царя Анастасия Николаевна Романова избежала трагической участи остальных членов семьи. Ее спас русский солдат, которого впоследствии расстреляли. Так родилась легенда об Анастасии, которую историки и научные работники изучали в течение многих десятилетий.

Согласно официальной версии, после Февральской революции 1917 года Николай отрекся от трона 2 марта. Борьба за власть между меньшевиками и большевиками завершилась победой последних, и захватили власть в государстве во главе с Владимиром Ульяновым (Лениным).

Они создали Красную армию и установили коммунистическое правление. Арестованную царскую семью отправили в Екатеринбург (Урал), но несколько месяцев спустя, опасаясь того, что белогвардейцы попытаются освободить царя, правительство большевиков в июле 1918-го отдало приказ о расстреле царской семьи, который и был совершен в подвале дома купца Ипатьева группой красногвардейцев под командованием Якова Юровского.

В подвале собрали всю семью и слуг, сказав, что это сейчас их будут фотографировать. Но вместо фотографа вошла группа солдат, и Юровский обратился к царю, сказав, что русский народ приговорил его к смерти. Тут же послышались выстрелы. Затем палачи обследовали тела и добили штыками тех, кто еще подавал признаки жизни.

Тела хотели отвезти в более надежное место, но автомобиль сломался, и было решено захоронить их в близлежащей Ганиной Яме. Там вырыли могилу, уложили в нее убитых и полили серной кислотой с известью. Но, как рассказал один из солдат, участвовавший в казни, Анастасия и ее младший брат царевич Алексей были похоронены в другом месте.

На основе этого эпизода родилась легенда о том, что Анастасия осталась жива. В докладной записке, которую в 1918 году Юровский отправил своему начальству в Москву, об эпизоде с Анастасией ничего не говорилось.

Белогвардейские войска, воевавшие за восстановление монархии с красными, вскоре заняли Екатеринбург и не обнаружили никаких следов царя и его семьи, тайно похороненных в Ганиной Яме.

С тех пор появилось немало историй, которые и по сей день переходят из уст в уста. Их рассказывают различные монархисты и «свидетели», основываясь на событии, которое потрясло мир: Анастасия Романова, младшая из четырех дочерей царя, по всей видимости, осталась жива и после целого ряда перипетий появилась на публике под именем Анне Андерсон, требуя признать себя Великой Княжной Романовой, законной дочерью царя.

Анне Андерсон, заявлявшая, что она дочь царя, взволновала мировую общественность, разделив ее на два противоположных лагеря. Ее история звучала очень убедительно для прессы и салонной публики, а также для простых людей всех континентов.

Хотя не только Анне требовала признания себя в качестве дочери Николая II и царицы Александры, вскоре она стала единственной претенденткой, поскольку в течение более полувека настойчиво утверждала, что является настоящей Великой Княжной Анастасией Романовой.

В отношении Анне были проведены тщательные расследования, поскольку, если бы было доказано, что она настоящая Анастасия, то ей перешло бы несметное состояние царя, что совершенно было не в интересах ближайших родственников Николая II, утрачивавших все права на наследство.

Все началось 27 февраля 1920 года в Берлине, когда молодая девушка пыталась покончить с собой, прыгнув с моста в канал Ландверканал (Landwehrkanal). Ее спас сержант полиции и доставил в психиатрическую больницу. Поскольку никаких документов у нее с собой не было, ее записали как Fräulein Unbekannt, то есть, неизвестная девушка. Она стала называть себя Анне Чайковская и пробыла там два года.

Клара Пейтерт (Clara Peuthert), одна из обитательниц психлечебницы, уверяла, что Анне была одной из дочерей царя — Татьяной или Анастасией. Выйдя из больницы, Пейтерт распространила эту новость, и она приобрела большую известность. Анне посещали журналисты, русские эмигранты и даже люди, близкие к царской семье. История стала набирать обороты.

Одни ее принимали, а другие называли самозванкой. По выходе из больницы ее принимали многие, кто в нее верил, в том числе и представители дворянства, оказавшиеся в эмиграции. Они приютили ее и помогли материально.

У Анне был непростой характер, который объясняли ее тяжелой судьбой. Ее приглашали в Швейцарию и различные города Германии в период с 1922 по 1927 год. Один из родственников царицы даже поместил ее в замке Зееон (Seeon). Мария, мать царя, была убеждена, что Анне это Анастасия, в то время как другие родственники это отрицали, что придавало еще большую загадочность всей истории.

Американский журналист Глеб Боткин написал ряд статей на эту тему. В США проживала подруга детства Анастасии, княжна Ксения Лидс (Xenia Leeds), которая была замужем за американским промышленным магнатом. Она заинтересовалась Анне и пригласила ее к себе в гости в США, где Анне познакомилась со многими русскими эмигрантами, поверившими в статьи Боткина. Там Анне и взяла себе фамилию Андерсон.

Вместе с адвокатом Эдвардом Фоллоусом (Edward Fallows) журналист основал Корпорацию Великая Русская Княжна Анастасия (Grandanor), которая занималась продажей собственности Романовых, когда ее передавал Анне/Анастасии королевский двор Великобритании, бывший в курсе дела.

Анне Андерсон вернулась в Германию в 1931 году, но в 1968 году вернулась в США, где проживал Боткин. Там она и прожила до своей смерти в 1984 году. Умерла от воспаления легких. За несколько месяцев до этого она вышла замуж за Джека Мэнахена (Jack Manahan), который был на 20 лет моложе и называл себя «зятем царя».

В 1970 годы судебные тяжбы закончились, и ни одна из сторон не смогла установить, была ли Анне Андерсон настоящей Анастасией или просто выдавала себя за дочь Николая II. Захватывающая легенда так и осталась загадкой.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Если бы карты легли на стол судьбы чуть-чуть по-другому, то эта голубоглазая умная девочка со вспыльчивым характером могла бы стать русской императрицей. Теоретически могла, по большей части, конечно. Ситуация на начало XX века с появлением у Николая II только дочерей заставила его рассматривать в числе других возможность изменения закона о престолонаследии, чтобы дать возможность взойти на трон женщине.
Дальше разговоров, впрочем, дело не продвинулось: у царя родился наследник. Девочка Ольга тем временем росла и превращалась в интересную девушку, которая должна была бы стать женой короля или принца какой-нибудь европейской страны, рожать детей, заниматься благотворительностью и спокойно умереть на склоне лет в собственной постели, оставшись в памяти исключительно у историков и любознательных особ...
...Если бы те самые мифические карты не привели ее в подвал Ипатьевского дома, ранним июльским утром обменяв жизнь семьи последнего российского императора на бессмертие.

Ольга Николаевна родилась 3 ноября 1895 года, без малого через год после свадьбы Николая II и Александры и стала первой из их четырех дочерей. Современные психологи сказали бы, что по характеру и способностям она была типичным старшим ребенком в семье. "Характерными чертами у нее была сильная воля и неподкупная честность и прямота... Эти прекрасные качества были у нее с детства, но ребенком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива, " - писала в мемуарах Анна Вырубова.

Из-за этих черт Ольге доставалось больше всего нравоучений от матери. "Да, старайся быть более послушной и не будь чересчур нетерпеливой, не впадай от этого в гнев. Меня это очень расстраивает, ты ведь сейчас совсем большая, - писала Аликс дочери. - Дитя мое. Не думай, что я сердито прощалась с тобой на ночь. Этого не было. Мама имеет право сказать детям, что она думает, а ты ушла с таким угрюмым лицом". "Девочка моя, ты должна помнить, что одна из главных вещей - быть вежливой, а не грубой и в манерах, и в словах. Грубые слова в устах детей - это более чем некрасиво. Всегда обдумывай свое поведение, будь честной, слушай старших..." "Старайся быть примером того, какой должна быть хорошая, маленькая, послушная девочка. Ты у нас старшая и должна показывать другим, как себя вести. Учись делать других счастливыми, думай о себе в последнюю очередь. Будь мягкой, доброй, никогда не веди себя грубо или резко. В манерах и речи будь настоящей леди. Будь терпелива и вежлива, всячески помогай сестрам."

"Ольга, дорогая, в комнате я или нет, ты всегда должна вести себя одинаково. Это не я за тобой смотрю, а Бог все видит и повсюду слышит, и это Ему мы должны, в первую очередь, постараться понравиться, делая все, что нужно, слушаясь своих родителей и тех, кто о нас заботится, и побеждая свои недостатки. Скажем, есть вещи, которые тебе нравится делать, но ты знаешь, что я их запретила — стремись их не делать, даже если мое запрещение кажется тебе странным и ты не понимаешь его причины, но я-то ее знаю и знаю, что это для твоей пользы. Быстрее выполняй мои распоряжения, а не тяни время, чтобы посмотреть, делают ли другие".

Жильяр вспоминал: "Мать, которую они обожали, была в их глазах как бы непогрешима; одна Ольга Николаевна имела иногда поползновение к самостоятельности." В одном из писем уже в период войны Александра сетовала Николаю: "О. всегда очень несочувственно относится к каждому наставлению, хотя нередко кончается тем, что делает по моему желанию. А когда я строга, она дуется на меня».

Вообще княжна (впрочем, как и все ее сестры, за исключением Татьяны) "больше любила отца, чем мать" (слова Кобылинского). Гиббс же утверждал, что «она любила своего отца больше всех на свете».

Да и на отца она была больше похожа, в том числе и производимым впечатлением. «Из четырех Ольга и Мария Николаевны были похожи на семью отца и имели чисто русский тип….У нее были чудные белокурые волосы, большие голубые глаза и дивный цвет лица, немного вздернутый нос, походивший на Государя», - вспоминала Вырубова. «Государь, как всегда, в подобных случаях, смотрел ласково и улыбался… Ольга Николаевна улыбалась так же хорошо, как Государь,» - писал Спиридович.

Круг интересов и склонностей самой умной и склонной к интеллектуальным занятиям (по словам Жильяра, «остальные сестры … были, скорее, одарены практическими качествами») Ольги был типичным для интеллигентки. «Она играла на пианино, любила поэзию и литературу… Хозяйства и вообще дамских таких интересов Она не переваривала и в жизни была не практична,» - рассказывала Эрсберг.

Семен Павлов вспоминал: «В лазарете довольно часто устраивались и концерты. На них приглашались или артисты Императорских театров или же ученики Петроградской консерватории. …Но очень часто мы устраивали домашние концерты сами… Аккомпанировала обыкновенно Великая Княжна Ольга Николаевна, обладавшая замечательным музыкальным слухом. Для Нее, например, ничего не стоило подобрать аккомпанемент к совершенно незнакомой Ей мелодии. Игра Ее была тонкая и благородная, туше - мягкое и бархатное. До сих пор помню один вальс, старинный дедовский вальс - мягкий, грациозный и хрупкий, как дорогая фарфоровая игрушка - любимый вальс Великой Княжны Ольги. Мы часто просили Великую Княжну Ольгу сыграть нам этот вальс и почему-то мне от него делалось всегда очень грустно».

Впрочем, развлечься княжна тоже любила. «По вечерам мы с Ольгой и иногда Марией летаем на велосипедах по нашим комнатам полным ходом. Ольга меня ловит или я ее, очень приятно. Падаем иногда, но пока живы,» - писала отцу Анастасия. «Ольга шалила, сидя на маленьком столике, пока преблагополучно не сломала его,» - пересказывала ему же события дня Александра.
Иногда сложно понять, где проходит граница хорошего настроения и некоторой истеричности: «Мы ходили до Каприза и поднялись по лестнице Ты знаешь (рисунок). И вот, когда мы туда поднялись, Ольга взяла свой зонтик и с ожесточением кинулась на одно окно и проломила 3 стекла…».

Несмотря на распространенное мнение о том, что «на настоящем балу была только Великая Княжна Ольга Николаевна, и то всего один раз, в день трехсотлетия Дома Романовых", балы (хотя и не столь роскошные, как бывало раньше) Ольга посещала не единожды и с удовольствием танцевала. Отец часто брал старших дочерей в театры и одно такое посещение пришлось на убийство Столыпина.

Также княжне нравились обязанности почетного шефа 3-го гусарского Елисаветградского полка, а вот присутственные мероприятия - заседания комитета помощи семьям воинов, которые она была обязана посещать во время войны, наводили на девушку скуку.

Вместе с Татьяной и Александрой в 1914 году Ольга прошла курс подготовки сестер милосердия и приступила к работе в Царскосельском лазарете, но долго присутствия на операциях не выдержала и вскоре перешла на "административную" работу. «Великая Княжна Ольга взяла на Себя утренний разнос лекарств по палатам и обязанность эту Она выполняла аккуратно до педантизма. Принесет, бывало, лекарство, улыбнется ласково, поздоровается, спросит, как вы себя чувствуете и уйдет неслышно. … Иной раз Княжна Ольга переменяла и воду в вазах с цветами. Мне говорили - раньше Она работала и в перевязочной. Но ужасный вид искалеченных людей сильно расшатал Ее хрупкую нервную систему, и Она совсем отказалась от работы в перевязочной,» - вспоминал один из пациентов.

Как старшая дочь императора великой державы Ольга была заманчивой невестой. То, что она могла быть носителем дефективного гена и передать гемофилию своим сыновьям, волновала европейские королевские семьи мало. Во-первых, вопрос замужества был в данном случае вопросом международной политики, во-вторых, детей в семьях обычно было много, потому шансы на здорового наследника так или иначе возрастали.
Некоторые предполагали, что четыре княжны "выйдут замуж за четырех балканских наследников. К тому же этот проект казался нам наилучшим способом разрешения всех балканских конфликтов…»; великая княгиня Мария Павловна-старшая мечтала женить на Ольге своего сына Бориса, бывшего старше предполагаемой невесты на 18 лет и имевшего репутацию заядлого бабника и прожигателя жизни, а министры иностранных дел Румынии и России планировали соединить княжну с ее троюродным братом, наследным принцем Каролем. Ходили слухи о том, что Ольге может светить английская корона в комплекте с рукой того самого принца Уэльского Эдуарда, который позже станет мужем Уоллис Симпсон, а так же о том, что к девушке неравнодушен будущий король Югославии Александр I Карагиоргиевич. К последнему тепло относилась и она сама, в своем дневнике записав о том, что любит его сестру, великую княгиню Елену, как "кусочек Александра".
В подростковом возрасте княжна, по-видимому, была неравнодушна к одному из офицеров "Штандарта": хорошая статья (правда, с ошибочно поставленным годом морганатического брака великой княгини Ольги Александровны) вывешена .

Ольга с офицерами, среди которых и Павел Воронов

С началом войны мирное веселье на «Штандарте» осталось в прошлом, но теперь по соседству был лазарет, полный бравых военных с тяжелыми и не очень ранениями. Многие из пациентов попадали в госпиталь, после лечения шли на фронт и снова попадали обратно. В дневнике Ольги того периода часто встречается одно и то же именя: Митя, Дмитрий, Шах-Багов («он очень милый», «ужасный душка»). Они вместе обрабатывают инструменты, разговаривают, созваниваются по телефону.
В записях Валентины Чеботаревой, работавшей в лазарете в то же время, можно прочитать: «У Шах Багова жар, лежит. Ольга Николаевна просиживает все время у его постели... А не вред ли вся эта близость, прикосновения. Мне жутко становится. Ведь остальные-то завидуют, злятся и, воображаю, что плетут и разносят по городу, а после и дальше. … Вера Игнатьевна говорила мне, будто Шах Багов, нетрезвый, кому-то показывал письма Ольги Николаевны. Только этого еще недоставало! Бедные детки!»

«А тут еще пришло письмо от Шах Багова — Ольга Николаевна от восторга поразбросала все вещи, закинула на верхнюю полку подушку. Ей и жарко было, и прыгала: "Может ли быть в 20 лет удар? По-моему, мне грозит удар"»
«Ольга Николаевна серьезно привязалась к Шах Багову, и так это чисто, наивно и безнадежно. Странная, своеобразная девушка. Ни за что не выдает своего чувства. Оно сказывалось лишь в особой ласковой нотке голоса, с которой давала указания: "Держите выше подушку. Вы не устали? Вам не надоело?" Когда уехал, бедняжка с часок сидела одна, уткнувшись носом в машинку, и шила упорно, настойчиво. Должно быть, натура матери передалась. Говорила государыня, что "с двенадцати лет влюбилась в государя... и все делала, чтобы этот брак не состоялся. На земле нет счастья, или дорого за него заплатишь" Да она и недешево расплатилась за свое. Неужели и Ольгина такая же судьба? Преусердно искала перочинный ножик, который Шах Багов точил в вечер отъезда — и бороду черту завязывала, целое утро искала и была пресчастлива, когда нашла. Хранит также и листок от календаря, 6-ое июня, день его отъезда».

Увлечение оставалось увлечением, когда наступила революция. Сначала домашний арест в Царском, потом - Тобольск и Екатеринбург.
Природная склонность к размышлениям сыграла горькую шутку с Ольгой. "Она была прирожденный мыслитель, и как позже выяснилось, понимала общую ситуацию лучше, чем кто либо из членов ее семьи, включая даже родителей. Наконец, у меня сложилось впечатление, что она не питала иллюзий насчет того, какое будущее им уготовано, и, как следствие этого, была часто грустна и встревожена", - вспоминал Глеб Боткин. Ему вторила Клавдия Битнер, куда больше общавшаяся с княжной: «Мне кажется, она гораздо больше всех в семье понимала их положение и сознавала опасность его. Она страшно плакала, когда уехали отец с матерью из Тобольска».

При отъезде из Тобольска в неизвестность Николай и Александра берут с собой одну из младших дочерей - Марию, в то время как Татьяна остается за старшую. Ольга, и без того никогда не настаивавшая на своем авторитете как старшего ребенка, по-видимому, просто находится в состоянии сильнейшей тревоги. Результат ее описывает Софи Буксгевден: «Ольга Николаевна также сильно переменилась. Тревоги, и волнение из-за отсутствия родителей, и та ответственность, которая легла на нее, когда она осталась главой дома, чтобы ухаживать за больным братом, произвели перемену в нежной красивой двадцатидвухлетней девушке, превратив ее в увядшую и печальную женщину средних лет. Она была единственной из царевен, которая остро осознавала ту опасность, в которой находились ее родители».
Из "самой разговорчивой" (С.Павлов), "очень обаятельной и самой веселой" (С.Буксгевден) великой княжны Ольга превратилась в собственную тень и, переехав в дом Ипатьева, держалась отчужденно и печально. Охранники вспоминали, что «она была худая, бледная и выглядела больной. Она редко ходила на прогулки в сад и проводила большую часть времени рядом с братом».

Последняя известная фотография

А потом наступила ночь с 16 на 17 июля и вместо короны Российской империи Ольга получила нимб страстотерпицы.
Честно говоря, лично мне интересно, что предпочла бы она сама, если бы имела возможность выбирать?

Все, кто знал эту семью, единодушно отмечали, что Царевны были хорошо воспитаны, скромны и никогда не выставляли напоказ своего высокого звания. Со всеми они были просты, ласковы, вежливы. Они очень любили своих родителей и были послушны им. Они были истинными христианками и патриотами своей Родины. Со смирением и кротостью взошли они на Екатеринбургскую Голгофу и приняли мученическую смерть. Как же воспитывались эти девочки?

Мы должны быть сами именно такими, какими хотим видеть наших детей. Для Государыни во взаимоотношениях с супругом очень важными были терпение, взаимное внимание, единство интересов, удерживание от ссор, то есть постоянная работа над собой. Дети видели все это и понимали. Они росли в атмосфере любви и уважения родителей друг к другу. Анна Вырубова вспоминала: «За 12 лет я никогда не слышала ни одного громкого слова между ними, ни разу не видала их даже сколько-нибудь раздраженными друг против друга». Государыня сумела воспитать и передать детям чувство почитания отца, занимающего центральное место в семье. Дети очень любили своего отца. Для них он был одновременно царем, перед которым они преклонялись, отцом, которого они любили, и товарищем в их детских забавах. Отец, в свою очередь, при большой занятости государственными делами, все свое свободное время посвящал жене и детям.

В основе воспитания детей Александра Федоровна полагала религиозное воспитание: «Бог впервые приходит к детям через любовь матери, потому что материнская любовь как бы воплощает любовь Бога». «Нравственное и религиозное воспитание - самый богатый дар, который родители могут оставить своему ребенку», - писала в дневнике Государыня. Ведь духовный стержень - это основа нравственно здоровой личности. Не может быть личность полноценной, гармоничной, нравственной. Это воспитание ребенок получает в семье, дома.

Дом для Государыни -«это место тепла и нежности.

Спальня Николая II в Александровском дворце. Следующим принципом воспитания было воспитание послушания. «Учись послушанию, пока ты еще мала, -писала Государыня своей дочери Ольге, -и ты научишься слушаться Бога, когда станешь старше». Она не сомневалась, что послушание - это христианская добродетель и одно из условий спасения. Всякое свое распоряжение Александра Федоровна давала обдуманно и сознательно, никогда не требовала от детей невозможного и всегда твердо помнила свои слова. Дочери были послушны матери не столько из страха наказания, сколько из страха огорчить ее. И, несмотря на строгость и требовательность матери, девочки ее очень любили, она была для них авторитетом. Не зря, если матери нездоровилось, то дочери устраивали попеременно дежурства и постоянно оставались при ней.

И этот навык очень пригодился им, когда семья находилась под арестом в Царском Селе, в заключении в Тобольске и в Екатеринбурге. Великие Княжны с отцом и преданными слугами разбивали огород в Царском Селе и в Тобольске, пилили и кололи дрова, строили горку, занимались рукоделием, ставили домашние сценки и что самое поразительное- не прекращали обучения. Их воспитание носило «спартанский» характер. «Спали в больших детских на походных кроватях, почти без подушек и мало покрытые. Холодная ванна по утрам и теплая каждый вечер», - вспоминала Анна Вырубова.

Платья старших девочек переходили к младшим. Когда царской дочери исполнялось 12 лет, ей дарили первый золотой браслет. Это была богатейшая семья. И, казалось бы, как просто было окружить детей императора только приятными вещами! «Долг родителей - подготовить детей к жизни, к любым испытаниям, которые ниспошлет им Бог, - рассуждала Государыня, - Дети должны учиться самоотречению. Они не смогут иметь все, что им хочется. Они должны учиться отказываться от собственных желаний ради других людей. Им следует также учиться быть заботливыми. Беззаботный человек всегда причиняет вред и боль - не намеренно, а просто по небрежности. Дети должны учиться приносить пользу родителям и друг другу. Они могут это сделать, не требуя излишнего внимания, не причиняя другим забот и беспокойства за себя. Как только они немного подрастут, детям следует учиться полагаться на себя, учиться обходиться без помощи других, чтобы стать сильными и независимыми».

Государыня не прятала своих детей от жизни, она сказала как то, что «кроме красоты, в мире много печали». Милосердие, благотворительность были не пустыми словами в их семье, и дети всегда помогали матери. Так в 1911-1913 гг. они участвовали в благотворительных базарах в Крыму в пользу туберкулезных больных. На вырученные деньги был построен прекрасный санаторий. Когда мать не могла посещать дома туберкулезных больных, то посылала туда дочерей. Ей часто говорили, что для девочек опасно сидеть у постели больных туберкулезом. Но она отметала эти возражения, и Великие Княжны посещали многих тяжелейших пациентов. Государыня очень заботилась о нравственном воспитании дочерей. «Ничего нечистого, дурного в их жизнь не допускалось, - вспоминает Юлия Ден, - Ее Величество очень строго следила за выбором книг, которые они читали. Их величества не имели ни малейшего представления о безобразных сторонах жизни». Александра Федоровна стремилась ограничить общение дочерей с девицами высшего света, боясь их дурного влияния. Это касалось и племянницы Государя - Ирины. Родственники и аристократическое общество были обижены, но Государыня была непреклонна.

Таким образом, с одной стороны царские дочери видели и знали красоту окружающего мира - они часто были на природе, занимались музыкой, рисовали, читали хорошую литературу, общались с интересными людьми. С другой стороны, они знали и горестные стороны жизни, посещая дома туберкулезных больных, работая сестрами милосердия в госпитале. Но они не знали мерзостей порока. Смрад порока не коснулся их даже в заключении, когда похабники-караульные пытались оскорбить чистоту юных девушек. Царские дочери воспитаны были патриотами своей Родины. Между собой они говорили только по-русски, любили все русское. Девочки хотели выйти замуж только за русских. Известен факт сватовства румынского принца к царевне Ольге. Но Ольга решительно отказалась. «Я не хочу быть иностранкой в своей стране, - заявила она, -я русская и хочу оставаться русской». Родители не стали принуждать ее, и переговоры о сватовстве были отложены на неопределенное время.

Начавшаяся Первая мировая война изменила облик России и жизнь императорской семьи. Как только была объявлена война, вспыхнул грандиозный патриотический подъем. Государыня и ее старшие дочери Ольга и Татьяна пошли работать медсестрами в царскосельские лазареты. «Их Величества, – вспоминает Татьяна Мельник-Боткина, – еще больше упростили и без того простой образ жизни своего двора, посвятив себя исключительно работе.

В тяжелое военное время старшие дочери, Ольга 19 лет и Татьяна 17 лет, вместе с Императрицей закончили курс медсестер и работали наравне с другими медсестрами в Царскосельском госпитале. Работа была тяжелой и в физическом, и в моральном плане. Они работали на пределе своих юных сил. «Лазареты, раненые и панихиды - вот чем заполнены были эти молодые жизни», - пишет Ф. Винберг.