Жили-были два брата - два Ивана: Иван-богатей, да Иван-бедняк.
У Ивана-богатея полна изба всякого добра, а семья - он да жена. Нет у Ивана-богатея ни малых, ни больших ребят.
А у Ивана-бедняка ребят семеро. А в доме ни крупицы, ни мучицы.
Делать нечего, пошел Иван-бедняк к богатому брату:
- "Дай мне брат мучицы взаймы. Я тебе потом отработаю."
- "Хорошо, - говорит Иван-богатей, - На тебе муки мисочку, а вернешь мешок."
Взял Иван-бедняк мисочку с мукой и пошел домой. Только до своих ворот дошел. как налетел Ветер, сдунул всю муку из мисочки - и дальше полетел. Рассердился Иван-бедняк:
- "Ах ты, озорной Ветер северный, ты моих детушек изобидел, голодными оставил! Найду я тебя - заставлю за свое озорство ответить."
И пошел Иван-бедняк за Ветром вслед. Ветер в лес - Иван в лес. Набрели на большущий дуб. ветер в дупло - и Иван в дупло. Ветер говорит:
- "Чего же, мужичок, ты ко мне в гости зашел?"
А Иван-бедняк отвечает:
- "Нес я голодным ребятам муки горсточку, а ты налетел, муку рассеял. С чем я теперь домой приду?"
- "Не горюй! - Ветер говорит, - На тебе скатерть-самобранку: чего хочешь - все тебе будет"
Обрадовался Иван-бедняк, поклонился Ветру, домой побежал. Дома скатерть на стол положил и говорит:
- "Дай мне, скатерть-самобранка, поесть - попить."
Только сказано - на скатерти и пироги и калачи, и с мясом щи, и окорок свиной, и кисель овсяной.
Наелся Иван с ребятами и спать лег. А утром только сели завтракать, как Иван-богатей пришел. Как увидел полный стол покраснел от злости.
" Я тебе муки должен, сейчас отдам, - говорит Иван-бедняк. - Скатерть-самобранка, дай мешок муки."
Только сказано - мешок муки на столе лежит. Взял Иван-богатей муку, из избы вышел.
Вечером снова прибегает к брату Иван-богатей:
- "Братец, помоги! Наехали гости, а у меня и печь не топлена, и хлеба не печены, нечем потчевать. Дай твою скатерку!"
Ну, Иван-бедняк и дал ему скатерть-самобранку.
Богатей
гостей накормил, со двора проводил. скатерть-самобранку в сундук спрятал, а
Ивану-бедняку такую самую, да только простую скатерть принес.
Стал Иван-бедняк с ребятами за ужин садиться. Расстелил скатерочку:
- "Скатерть-самобранка, дай поужинать!"
Лежит скатерть бела-чиста, а ужина нет как нет.
Заплакал Иван-бедняк, домой пошел. День прошел, второй пролетел, ребята плачут, есть просят. в доме ни крупицы, ни мучицы.
Делать нечего. пошел иван-бедняк к богатому брату:
- "Дай мне, братец, муки, или крупы, или хлебушка."
- "Нет у меня ни муки, ни крупы. ни хлебушка. Возьми, коли хочешь, в погребе, на бочке блюдо киселя."
Взял
Иван блюдо киселя, домой отправился. Идет по дороге. а солнышко свети,
пригревает. Стал кисель таять, с блюда бежать, да и пролился на землю.
Рассердился Иван-бедняк:
- "Ах ты. Солнце неразумное! Найду я тебя - заставлю за озорство ответить!"
И пошел Иван солнце искать.
Шел, шел, солнце все впереди, только к вечеру за горой село. Тут Иван его и нашел. Увидело Ивана Солнце и говорит:
- "Нес я голодным ребятам кисель, - говорит Иван, - А ты, Солнце, как стало пригревать, в киселе играть, стал кисель таять и весь на дорогу вылился. С чем я теперь домой пойду?"
- "Ничего, - говорит Солнце, - Я тебя изобидело, я и помогу. Дам тебе козочку из моего стада. Ты ее желудями корми, из нее золото дои."
Накормил Иван козу желудями, стал доить. А вместо молока у козы - золото.
Услыхал про козу Иван-богатей, прибежал к брату.
- "Выручи, родименький, дай на часок твою козу. Надо мне долг отдавать, а денег нет."
- "Бери, да только без обману."
Взял Иван-богатей козу, надоил золота, козу в клеть спрятал, а Ивану-бедняку простую козу погнал:
- "Спасибо, братец, выручил!"
Накормил Иван-бедняк козу желудями, стал доить. Течет молоко, золота нет как нет.
Побежал Иван-бедняк к богатею:
- "Что ты, братец с моей скатеркой сделал?"
- "Знать не знаю, ведать не ведаю! Какую взял, такую и отдал."
Заплакал Иван-бедняк, домой пошел.
Ну, дни прошли, недели пролетели, ребята плачут, есть хотят. Зима пришла суровая, а дома ни мучицы ни крупицы. Пошел Иван-бедняк к богатому брату:
- "Дай, братец, муки горсточку!"
- "Не будет тебе ни муки, ни крупы, а хочешь - возьми на полке в каморке вчерашние щи."
Взял Иван-бедняк миску вчерашних щей и домой пошел. Идет, вьюга гудит. Мороз примораживает, заморозил щи до самого дна. Рассердился Иван-бедняк:
- "Ах ты, Мороз-красный нос! Тебе игра, а ребятам горе! Найду я тебя - заставлю за озорство ответить!"
И пошел Иван-бедняк за Морозом.
Мороз по полям - Иван по полям. Мороз в леса - Иван в леса. Лег Мороз под большой сугроб - и Иван туда. Удивился Мороз:
- "Ты чего, Иван, ко мне в гости пришел?"
- " Нес я ребятам вчерашние щи, А ты заиграл, щи приморозил. С чем я теперь домой пойду? Скатерть-самобранку да козу золотодойку брат отнял, а ты щи перепортил."
- "Только-то, - Мороз говорит, -на тебе за это сумочку-выручалочку. Скажешь: "Двое из сумы!" - двое выскочат; скажешь: "Двое в суму!" - двое спрячутся."
Пришел Иван домой, суму вынул да и говорит:
- "Двое из сумы!"
Тут как выскочат из сумы две дубинки сосновые, как начнут Ивана бить, приговаривать:
- "Не верь, Иван, богачу! Уму разуму учись!"
Еле Иван дух перевел да крикнуть успел:
- "Двое в суму!", - как Иван-богатей прибежал:
- " Где ты был Иван? Что достал Иван?"
- "Был, братец, у Мороза, а достал чудесную суму. Скажешь: "Двое из сумы!" - двое выпрыгнут, что надо сделают."
- "Дай мне сумочку на один денек! У меня крыша развалилась, починить некому."
Принес Иван-богатей суму домой, двери запер:
- "Двое из сумы!"
Как выскочат из сумы две дубинки сосновые, как начнут бить, приговаривать:
-"Не обижай, богач, бедняка! Отдай, богатей, Ивану скатерть да козу."
Еле живой Иван-богатей пришел, отдал бедняку скатерть-самобранку и козу.
Стал Иван-бедняк с детками жить-поживать, добра наживать. теперь семеро ребят - все на лавочке сидят, кашу пшенную едят. Ложки крашенные, каша масляная.
Жили-были два брата-близнеца. Один с самого рождения был весёлым и игривым, он радовался каждой даже самой простой игрушке, с удовольствием возился с разными жуками и лягушками. Казалось бы, даже во сне с его уст не сходила лёгкая солнечная улыбка. Он мог забыть сделать уроки, весь день гоняя за бабочками и строя грандиозные песчаные замки, а в школе с превеликим удовольствием принимал участие в разных конкурсах, викторинах и кружках. Долгими осенними дождливыми вечерами он читал у себя на чердаке дома книги о морских приключениях, представляя себя капитаном шхуны, отправляющейся на поиски несметных сокровищ. Дождь, хлеставший по окошкам и крыше, превращался для него в брызги солёных волн, деревянный пол - в палубу корабля, а старые, заброшенные дедушкины рыболовные сети и верёвки становились парусами и судовыми снастями. Когда же он читал фантастику, старый чердак превращался для него в кабину огромного звездолёта, а он и его команда, как всегда, спешили на помощь далёким гибнущим цивилизациям.
Другой же был полной противоположностью первому. Редко можно было увидеть, чтобы он улыбался и радовался, играл с мальчишками в мяч или прятки. Обычно он был очень серьёзен и даже грустен. Он всегда исправно делал домашние задания, а вместо «пустого и бесполезного» развлечения на свежем воздухе, как правило, предавался чтению книг. У них дома была довольно большая библиотека, и он часами напролёт просиживал за ними, отдавая предпочтение глубокой и серьёзной литературе о жизни на Земле и о Вечности за её пределами. Эти книги учили его, что человек приходит в этот мир, принося с собой частичку первородного греха - следствие ослушания самого первого человека, что с этим грехом он живёт, совершает множество других грехов и умирает, обрекая свою невидимую душу на вечные мучения в ужасном месте, называемом Ад. В толстых книгах было множество старинных иллюстраций и гравюр, изображающих это страшное место. Он испуганно, украдкой рассматривал их перед сном, а потом долго-долго ещё не мог уснуть, представляя себе языки пламени, поглощающие нераскаявшихся грешников, и слыша их нечеловеческие крики, полные страдания и отчаяния. Его часто охватывал страх за своё будущее. Он не знал, сможет ли когда-то преодолеть свою, безусловно, греховную и падшую натуру, дабы избежать столь жестокой участи, как это говорилось в его книгах.
Когда же пришло время расставания со школой, первый избрал себе профессию геолога. Страсть к приключениям и путешествиям влекла его в таёжную глушь и горы, вершины которых всегда были покрыты белыми шапками снега. По вечерам они с друзьями сидели у костра, ели кашу с комарами, пили чай и пели песни под гитару. Он был как всегда весел и беззаботен. Ему нравились женщины, и те отвечали ему взаимностью. Их привлекали его добродушие и остроумие, широкие плечи и смуглая кожа. Даже в его некоторой грубоватости и бытовой неприспособленности было что-то чарующее и настоящее. Он любил и был любим. Он страдал от разлук и сам иногда невольно делал другим больно. Там же, в одной из экспедиций, он однажды встретил Её, ставшую для него женой и подругой, а их детям - заботливой и нежной матерью. Он смотрел, как они играют, мило лопочут, забавно коверкая слова, как они делают свои первые шаги и познают мир, глядя в него с интересом и восторгом. В них он видел частичку себя, прошлого, того - из далёкого детства и пытался передать им всё, что сам знал и умел. Они всей семьёй ходили в лес за грибами, загорать и купаться на речку, с палатками и рюкзаками в походы, пели песни и мастерили скворечники, читали книги и ходили в гости. Он чувствовал себя по отношению к ним иногда маленьким богом, заботливо вкладывающим в их сердца свою любовь, а в души - часть своей души; иногда другом и даже ровесником, играя с ними в железную дорогу или водя хоровод вокруг ёлки, а иногда и нерадивым учеником, только-только начинающим постигать азы великой душевной чистоты и изначального совершенства.
Другой брат пошёл иным путём. Детские страхи, глубоко пустившие свои корни в его душе, влекли его к Богу. К Тому, Кто единственный сможет простить ему все его вольные или невольные прегрешения. К Тому, Кто снова, приняв в Своё лоно, предоставит ему место в Раю, которое его далёкий-далёкий предок потерял вследствие своего неразумного и опрометчивого ослушания. Он решил стать Божьим слугой. Греховный и падший мир, пребывающий во зле, мздоимстве, чревоугодии и праздности тяготил его неимоверно. И он отказался от этого мира. Женщины, искушавшие его греховную плоть и уводившие своими дьявольской красотой и формами его мысли от Бога, казались ему порождением самого сатаны и слугами тьмы. И он отказался от женщин. Он даже в привычной и вкусной пище усматривал источник возможного отдаления от своего Бога и заветного места в Раю, ведь в удовольствии от неё он видел грех чревоугодия и мог однажды забыть о своём аскетическом служении. И он отказался от пищи, питаясь лишь кореньями, диким мёдом и насекомыми. Его одеждой были грубые лохмотья, а крохотная землянка, вырытая голыми руками в лесной чаще - домом, кельей и храмом. Ему казалось, что лишь постоянные и неимоверные страдания помогут ему вернуть расположение Бога к себе. Целые дни, недели, месяцы и годы он проводил в коленопреклонённом молении, пытаясь искупить тяжкие грехи. Иногда ему казалось, что Бог оставил его один на один с его падшей натурой, но иногда во время молитвы его сердце открывалось так сильно, что наполнялось неописуемой радостью и блаженством, ощущением великого единения с Отцом Небесным. Он молился непрестанно и неистово, часто засыпая тут же, на полу в беспамятстве, просыпаясь, снова и снова шептал и даже кричал те же самые слова, дабы успеть всё отмолить. Иногда к нему в глушь забредали нечастые гости и просили его, чтобы он и им помог достичь Царствия Небесного. Но старец очень огорчался таким непрошенным визитам, видя в них бесовские происки, ведь те отрывали его от великого служения Богу, и старался как можно скорее выпроводить надоедливых пришельцев, а потом с утроенной силой бросался замаливать свои неимоверные грехи. Оставляемые ими продукты и вещи он выбрасывал подальше от своего жилища, принимая всё это за искушения представителей сил тьмы. И чем больше он молился и постился, тем больше ему казалось, что его грехи только умножаются. Так Страх Божий периодически сменялся у него страхом Бога, а служение - разочарованием. И тогда он снова молился и брал себя в руки, чтобы повторить уже в который раз безумную гонку веры и отчаяния, ставшую для него смыслом жизни и вечным проклятием.
И вот пришёл их День Великого Перехода. Тот самый День, когда человек заканчивает свой жизненный путь и предстаёт пред таинственной Вечностью. Он просматривает всю свою жизнь, радуясь удачам и победам и огорчаясь неудачам и поражениям. Его пугает и манит к себе Неизведанное и Неизбежное. Он не знает, повторится ли когда-то ещё на этой прекрасной планете, но чувство выполненного долга его немного успокаивает, а частичка своей души, отданная в дар другим людям, наполняет его уверенностью, что жизнь прожита не зря, что он будет жить в их сердцах до тех пор, пока и они сами не станут Вечностью… Верующие в такой момент готовятся предстать пред Судом Божиим, где на весах справедливости и нелицеприятия будут взвешены все их поступки когда-либо совершённые и мысли, когда-либо возникавшие. В зависимости от результатов такого таинства их души ожидает либо вечное мучение в Аду, либо вечное блаженство в Раю.
Первый брат входил в небесные врата в окружении любящих его людей. Ему было немного грустно расставаться с ними, но он был рад, что успел передать им в жизни практически всё, что хотел. Открывшийся перед ним сияющий коридор в Вечность вселял уверенность и умиротворение. Спокойствие и блаженство наполнили его душу. Он всегда догадывался и где-то даже верил в то, что в конце земной жизни нет ничего пугающего и страшного. А сейчас он в это уже не верил - он это твёрдо знал. Он был спокоен сам и пытался успокоить и приободрить свою жену и детей, а они, видя на его просиявшем лице умиротворение и улыбку, сами прониклись доселе невиданным чувством единения с Вечностью.
Второй брат уходил из этой жизни в окружении светлых душ, пришедших поприветствовать его возвращение домой. Его губы по привычке шептали слова молитвы, а всё его тело окутывало удивительное сияние, вселяющее надежду на то, что жизнь была прожита не зря, что свои грехи он всё-таки успел отмолить и своим служением в наполненной страданием жизнью всё же заработал себе место в Раю. Но страх и сомнения так и не покинули его окончательно - слишком сильными были они при жизни: страх не угодить Богу, страх не успеть завершить задуманное, страх показаться праздным, страх разрушить свою душу чувственным удовольствием и многие другие - не давали ему долгожданного покоя. Порой его вообще охватывал ужас, ведь Рай казался совершенно недостижимым, а об ином вероятном исходе жизненного пути думать не хотелось.
И вот они стоят вдвоём перед Ангелами Небесными. У одного Ангела в руке свитки с подробным описанием их жизни. Он зачитывает другим Ангелам список деяний человеческих. Но люди слышат лишь удивительную музыку, слетающую из уст Ангелов. Второй Ангел слушает и что-то время от времени говорит третьему, пред которым раскрыта Книга Жизни. И вот необходимые записи в эту книгу, наконец внесены, а прибывшим душам даны на руки соответствующие документы.
Первый открывает свой листок и видит слово «Рай». Второй открывает и видит слово «Ад».
О, Господи! - восклицает он в отчаянии. - Ведь я же стольким в жизни пожертвовал, я молился и днём и ночью, я отказывался даже от самых малых радостей ради места в Царствии Небесном. А мой брат никогда в жизни не молился, а лишь проводил её в праздности и веселье! За что ты обрекаешь меня - своего верного слугу - на вечные мучения в пламени адовом? За что моему брату Ты отдаёшь место в Раю, которое по праву должно было принадлежать мне?
И открылись пред ними Небеса, и Свет объял всё вокруг, и услышали они глас Божий:
Ты говоришь неслыханное, Сын мой возлюбленный. У меня нет ничего, кроме Света и Любви, а весь Мой мир - это и есть Рай. И я ничего, кроме Света и Любви, не могу вам дать и никуда, кроме Рая вы никогда не можете попасть.
Но ведь в его направлении написано «Рай», а в моём «Ад»?!
Это не направления, Сын мой. Это состояние ваших душ, то, во что вы превратили свои жизни. Я вас обоих люблю одинаково, очень люблю делать вам подарки и по-отечески радуюсь, когда вы счастливы. Но один из вас принимал их с благодарностью, а второй постоянно их отвергал, не доверяя тем, кого я к нему посылал со своими дарами.
Так значит, Ты для нас обоих подготовил место в Раю?
Я всем всегда предлагаю только Рай.
А «Ад», Господи?!
Ад - это Рай, наполненный вашими страхами, ограничениями, запретами и предрассудками.
Жили-были два брата. Один был умный, а другой дурак. Умный вел дела так, что дураку приходилось работать не только за себя, но и за своего брата.
Измучившись вконец, дурак в отчаянии сказал:
— Не хочу больше оставаться с тобой. Отдавай мне мою долю имущества, я буду жить сам по себе.
— Хорошо, — сказал умный брат, — сегодня ты погонишь стадо коров на водопой, а я буду их кормить, когда ты пригонишь стадо обратно. Тогда часть стада, которая войдет в загон, будет моей долей, а та часть стада, что останется снаружи, — твоей.
В ту пору стояла зима.
Дурак согласился и погнал стадо на водопой. Когда он возвращался обратно, стало совсем холодно, коровы, почувствовав близость тепла и запах корма, быстренько прошли в загон. Только один больной бычок, еле волоча ноги топтался снаружи, лениво почесываясь. Он то и составил долю дурака.
На следующее утро, повязав на шею своему бычку веревку, дурак повел продавать его на базар. По дороге ему то и дело приходилось подгонять ленивого бычка:
— Эй, давай, бычок, шевели ногами, эй!…
А путь их пролегал вдоль старых развалин. Стены руин отразили эхом слово дурака:
— …Эй!…
Дурак подумал, что руины говорят ему «Эй». Он крикнул:
— Вы говорите со мной, да?
От руин отразилось эхом:
— …да-а-а…
— Наверно, хотите купить у меня бычка?
— …бычка-а-а…
— А сколько денег дадите? Дадите десять рублей?
— …десять рублей-ей-ей…
— А заплатите сейчас Или завтра?
— … завтра-а-а…
— Хорошо. Я приду завтра. Надеюсь, что деньги будут готовы.
— …будут готовы-ы-ы…
Дурак, решив, что дело сделано, привязал бычка у руин и вернулся домой, радостно насвистывая.
На следующий день, проснувшись пораньше, он отправился забирать деньги. А прошедшей ночью случилось так, что волки растерзали бычка. Когда дурак пришел к тому месту, где он его привязал, там были только обглоданные кости. Дурак сказал:
— Значит, вы зарезали бычка и съели его, да?
— …да-а-а…
— А был он вкусный или нет?
— …нет…
— Это, конечно, меня не касается, но вы купили у меня бычка, так что платите деньги. А пока вы не расплатитесь со мной, я и не подумаю отсюда уходить!
— …уходи-и-и..!
Когда дурак это услышал, он разозлился не на шутку: схватил толстую палку и начал колотить по ветхой стене. Несколько камней выпало на землю. Так случилось, что в этой стене кто-то давно спрятал клад. Вот, когда камни выпали, золотые монеты и посыпались грудой к ногам дурака.
— Отлично, — воскликнул дурак, только что мне с этим делать? Вы должны мне только десять рублей, а это всего один золотой червонец. Значит так: я возьму только свои деньги, а ваши оставьте себе.
Он взял одну золотую монету и вернулся домой.
— Ну, продал ли ты бычка?- улыбнувшись, спросил умный брат.
— Продал.
— Кому?
— Руинам.
— И что, они тебе заплатили?
— Ну конечно! Попытались, было, не платить вначале, но я побил их своей палкой, они и показали мне всё своё богатство. Я взял только одну монетку, в уплату долга, а все остальное оставил там, где оно лежало.
Сказав это, дурак вынул из кармана золотую монету и показал ее брату.
— Где это место? – спросил умный брат.
Его глаза округлились от удивления.
— Ну уж нет. Я тебе не скажу, где это. Ты жадный. Если я тебе покажу это место, ты все заберешь себе, а меня заставишь тащить это на спине домой.
Умный брат поклялся, что он сам принесет клад, если дурак покажет, где он находится.
— Дай-ка мне свою золотую монету и поведи меня к руинам. А я куплю тебе
что-нибудь новенькое из одежды.
Как только дурак услышал о новой одежде, он сразу отдал свою золотую
монету брату и повел его к руинам. Умный брат перенес все золото домой и
вскоре разбогател, но своему брату одежду так и не купил.
Дурак напоминал брату о его обещании не раз и не два, но все тщетно. Тогда
он решил пожаловаться на него судье.
— О, судья – сказал он, – вначале у меня был бычок, потом я продал бычка руинам…
— Хватит, достаточно, — перебил его судья, — Откуда взялся этот дурак?
«Продал бычка руинам», — передразнил дурака судья и выставил его из суда.
Дурак начал жаловаться другим, но все посмеивались над ним.
Говорят, что этот дурень до сих пор скитается по миру в рубище, жалуясь всем и каждому, кого встретит, но никто не верит ему, а только смеются вслед. А умный брат смеется вместе со всеми.
Ж или-были два брата, два брата - кулик да журавль. Накосили они стожок сенца, поставили его посреди польца(поля). Не рассказать ли тебе сказку опять с конца?
Ж ил-был старичок, у старичка был колодец, а в колодце жил елец. Тут и сказочке конец.
Ж ил-был царь, у царя был двор, на дворе стоял кол, на колу висело мочало. Не начать ли всё сначала?
- Р ассказать ли тебе сказочку про белого бычка?
Расскажи.
Ты расскажи, и я расскажи, так рассказать ли тебе сказочку про белого бычка?
Расскажи.
Ты расскажи, и я расскажи, так чего это у нас будет, да докуль это будет! Рассказать ли тебе сказочку про белого бычка?
- Р ассказать ли тебе докучную сказочку?
Расскажи.
Ты просишь: расскажи, вот я и говорю: расскажи. Так рассказать ли тебе докучную сказочку?
Не надо.
Ты просишь: не надо, я и говорю: не надо. Так рассказать ли тебе докучную сказочку?.. и так далее…
- Ж ил-был старик. Поехал на мельницу муку молоть…
- Л етел белый гусь, сел на дорогу - упал в лужу. Мок-мок, кис-кис - вымок, выкис, вылез - сел на дорогу и опять упал в лужу. Мок-мок, кис-кис, выкис, вылез и так далее…
- Р ассказать ли тебе сказочку про карася?
Расскажи.
Плавал и плавал карась – сказка началась.
Плавал и плавал карась вдоль плотины – сказка рассказана до середины.
Я рассказал бы ещё про того карася, да жаль что сказка закончилась. Вся…
П
ротекает в поле речка,
Через речку кинут мост,
На мосту стоит овечка,
У овечки хвост,
На хвосте висит мочало,
Рассказать ли всё сначала?..
У
попа была собака,
Он её любил.
Она съела кусок мяса,
Он её убил.
Вырыл яму, закопал,
Крест поставил, написал,
что:
У попа была собака,
и т.д.
Ж ил-был царь Ватута вот и вся сказка тута.
—
С
тоит домишко пряничный,
Изюмом изукрашенный,
Блестит при свете месяца.
Дверь из леденца, Не сказать всё ли с конца?..
Е
дем дальше.
Видим мост,
Под мостом ворона мокнет.
Хвать её за хвост,
Шасть на мост –
Пусть она обсохнет!
Едем дальше.
Видим мост,
На мосту ворона сохнет.
Хвать её за хвост,
Шасть её под мост –
Пусть она помокнет!
Едем дальше…
М
ы с тобою шли?
— Шли!
— Сапоги нашли?
— Нашли!
— Я тебе их давал?
— Давал!
— Ты их взял?
— Взял!
— А где же они?
— Кто?
— Да не кто, а что!
— Что?
— Сапоги!
— Какие?
— Ну, такие! Мы с тобою шли?
— Шли!
— Сапоги нашли?
— Нашли
— С
казать тебе сказочку про сову?
— Скажи!
— Хорошо! Слушай меня, да не перебивай!
Летела как-то сова —
Весёлая голова.
Вот она летела, летела,
На веточку села,
Хвостиком повертела,
По сторонкам поглядела,
Песенку спела
И опять полетела.
Вот она летела, летела,
На веточку села
Хвостиком повертела,
По сторонкам поглядела,
Песенку спела
И опять полетела…
Сказывать ли дальше?..
Ч
учело-мяучело на крыше сидело,
Чучело-мяучело песенку запело.
Чучело-мяучело с пастью тёмно-красной,
Всех оно измучило песенкой ужасной.
Всем вокруг от чучела тоскливо и тошно,
Потому что песенка у него про то, что
Чучело-мяучело на крыше сидело…
Н
а горе стоит избушка,
Живёт в избушке старушка.
Сидит она на печи,
И жуёт и жуёт калачи.
Но вот старушка встала,
Из-за печки мочало достала…
Хорошо у старушки мочало!
Не начать ли нам сказку сначала?
В
некотором царстве,
В незнакомом государстве,
Не в том, в котором мы живём,
Явилось диво дивное,
Случилось чудо чудное:
Выросла на огороде репка важная,
Хвалила старуха каждая:
Не обойдёшь кругом одним деньком.
Половинку той репки вся деревня месяц ела,
Едва-едва её доела.
Соседи всё это увидали -
Три недели другую половинку доедали.
Остатки репы на телегу навалили,
Мимо лесу потащили,
Телегу от груза обломили.
Пробегал медведь - подивился,
Со страху спать завалился…
А вот когда медведь проснётся -
Тогда и сказка далее поведётся!
Ж
ил-был на свете царь Бубенец.
Задумал он выстроить новый дворец
Привезли ему мокрых досок,
Положили доски сушить на песок.
Сушили доски, сушили - пересушили.
Положили их в реку - перемочили.
Снова доски сушили - пересушили,
Снова их замочили - перемочили!
Вот как только будут доски готовы,
Тогда и за сказку мы примемся снова.
Только случится это нескоро:
Это случится в тот год,
Когда леший помрёт, -
А он ещё и не захворал!
Б
абушка Арина
Каши наварила,
Егор да Борис
Из-за той каши подрались.
Мочало, мочало,
Начинай сначала!
У
бабы Матрёны избёнки
Травку жевала Бурёнка,
Травку жевала - молчала.
Увидела: на заборе-мочало.
Увидела мочало - замычала…
Не рассказать ли вам про Бурёнку сначала?
Ж
ила-была бабушка
Да у самой речки,
Захотелось бабушке
Искупаться в речке.
Прикупила бабушка
Мыла да мочала.
Ох и сказка хороша,
Начинай сначала…
— КОНЕЦ –
Жили и жили. Жизнь выбрала их для великих дел. Были они так похожи, что различить их и мать родная не могла. Однако их устремления были настолько разными, что это и позволяло их родной матери обращаться к сыновьям без малой ошибки. Один-то сын всё рисовать рвался, а другой всё командовать.
Придёт, бывало мама с работы, достанет коробку с красками, а затем и книжку с законами государственными. Рэм, так звали одного из братьев, сразу за коробку с красками схватится. А Мэр, так звали второго брата, сразу вцепится в книжку и ну изучать законы сложные да заковыристые.
Ну, тут уже и мама обращается к ним без ошибки, пока подарки у них в руках. А без подарков различить братьев - дело безнадёжное. Так-то росли братья, да и выросли. Один-то художником стал. Хорошим художником, говорить нечего.
Ну, а второй-то по законам шастать пошёл. Законник, значит. В законе всё прописано, придумывать ничего не надо. Значит, казалось бы, ума-то большого не требуется. Судьёй, в общем, стал Мэр. Кого посадит, кому свободу подарит. Это уж как судебное разбирательство сложится. Скучная у Мэра работа, но ему нравится.
Художник Рэм всё ближе к славе движется, судья Мэр справедливостью своей в судебных делах
тоже возвысился. Братья в труде своём различаются, одежду тоже разную носят, и непонятно, как в их душах такая разница поселилась? Ведь один-то в культуре с ног до головы, а второй-то там, где к этой культуре и подходов-то нет?
Ну, о какой культуре можно говорить, когда посадить в тюрьму надо художника? Или артиста?
За что? О, предлог всегда найти можно. Про артиста, конечно, говорить проще. Артисты - народ темпераментный. В спектакле им надо изображать то любовника, то убийцу, то шпиона, то царя-ирода. А далеко ли от роли в спектакле до роли в жизни?
Гораздо сложнее дело в отношении художника. Художник безвылазно сидит в мастерской, рисует. В драках его не обвинишь, в насилии, конечно, можно, но свидетелей нет.
А тут выяснилось, что один художник засомневался в мастерстве одного из братьев - Рэма.
Ну, не то, чтобы засомневался, а сказал фразу, которую не расшифровал до конца.
Хотя братья были совсем разного направления в своём творчестве, но есть подозрение, что Рэм скрывал свои способности к судейству, а Мэр, опять же, скрывал свои способности к художеству. Поэтому два брата очень одинаково обиделись за высказывание неизвестного художника.
Медленно и верно чаша терпения двух братьев стала истекать. Посадить неизвестного художника было мудрено. Да и не за что. Но был несколько витиеватый вариант изолировать врага Рэма. На свою беду художник был женат на морально неустойчивой особе. Сказать, что она была глупа, значит, ничего не сказать. Испорченная воспитанием, она воображала себя если не Марлен Дитрих, то уж непременно запасной красавицей своей многочисленной семьи!
Запасную красавицу легко развратили, напев ей множество хвалебных слов, но забыв платить за использование. Да запасной красавице и платить не надо было. Ей льстило, что она собирает коллекцию высокопоставленных членов Общества. Стала она ходить, задрав нос выше своего узкого, как у питекантропа, затылка, не подозревая, что стала обыкновенной паршивой овцой паршивого общества.
В какой-то момент художник с большого расстройства от поведения любимой жены заболел то ли чахоткой, то ли чем-то ещё хуже. Запасная красавица тотчас вспомнила, что её очень любит последний любовник, кинулась с объятиями к данному индивидууму. Красавец помог дуре переехать назад к родителям. В результате - немедленно посыпались на больного художника алименты в таком объёме, что встал вопрос, сразу умереть или подождать?
К счастью, непутёвая жена случайно забыла на голом полу полностью очищенной квартиры подкидыша в возрасте четырёх лет. Художник честно подождал, когда сын непутёвой жены
доживёт до совершеннолетия, то-есть, когда ему исполнится пять лет, запряг его в работу по полной программе. Платить чудовищные алименты, неизвестно по какому праву свалившиеся на него, художник не захотел в одиночестве.
Теперь уже с сыном, вперемешку со слезами сразу четырёх глаз, два бедолаги трудились девять лет. Когда дочери, жившей с матерью, исполнилось восемнадцать лет, художник сказал - "хватит" и прекратил издеваться над своим организмом. Он думал, что теперь он свободен, может освободить и сына от повинности. Однако художник Рэм так не считал. Он сразу почувствовал, что этот художник, освободившись от повинности, начнёт тратить энергию на написание картин, затмит его талант и скажет что-нибудь ещё более неприятное!
И художника, без всяких видимых причин, выгнали с работы! Четыре года бездельника кормила мать. Так ей же приходилось кормить и внука. О красках художнику пришлось забыть навсегда. Однако Художнику Рэму было мало этого. Всегда в пьяном виде он подкарауливал художника, смотрел на него издевательски. Ему нравилось видеть художника в обносках, похожего на Бомжа!
Не отказывал себе в этом удовольствии и судья Мэр. Оба брата таскали теперь под носами одинаковые усы, ничем не отличались друг от друга, и неизвестно было, с кем из них художник стоял рядом в тот или другой день.
Единственной радостью для художника был сын, который вырос достойным гражданином Казахстана. Да, вот так художник вынужден был уберечь своего сына от возможной новой повинности, которой могла его родная мать одарить до самой своей смерти.