Наказания женщин всегда применялись мужчинами из самых лучших побуждений. Школьная тюрьма

После публикации о 8-летней гимнастке Анжеле Нурзалиевой , над которой тренер вместе с другими воспитанниками издевались в спортивном лагере («Раздевайся догола и вставай в вертикальный шпагат» , 23 сентября), в редакцию посыпались сотни писем читателей. Было среди них и такое: «Вот вы пишете про спортивную школу. А у нас в детском саду детей раздевали на виду у всех, чтобы наказать за непослушание...» Затем пришло еще одно письмо на эту же тему. Затем еще. И еще. Из разных городов. С жуткими подробностями. Выходит, «наказание унижением» прижилось в наших детских садах? Вот одно из таких писем. Прислано Ириной Витальевной (фамилию мы по понятным причинам изменили) из Калуги :

«...Мой Никитка ходит в сад с года и семи месяцев. Бабушки у нас работают, оставлять его было не с кем. А тут еще везение - группу малышей взяла симпатичная воспитательница Рита Викторовна. Она очень по-доброму занималась с детьми, старалась следить за всеми. И это несмотря на то, что в нашей группе нянечки не задерживались, и воспитательнице нужно было и свою работу выполнять, и зачастую нянечкину.

Никитка в сад всегда бежал с удовольствием - там у него друзья, там весело. А в старшей группе вдруг заартачился - стал закатывать истерики по утрам, дулся, замыкался в себе. Я думала: это он так свой характер проявляет, и тащила ребенка по утрам в группу, несмотря ни на что. А он приходил из садика и плакал. На вопросы отмалчивался.

Через несколько дней подруга, которая тоже водит дочь в этот детский сад, мне сказала, что Никиту воспитательница заставляет стоять голым на подоконнике во время тихого часа. Это ей дочка шепнула. Тут уж я поговорила с Никитой и заставила все рассказать.

Оказалось, наша Рита Викторовна ушла в октябре в декрет. Вместо нее взяли женщину постарше - лет сорока - Елену Семеновну. Она была пожестче, больше требовала дисциплины. Нам, родителям, это даже понравилось: перед школой хорошо, чтобы дети к правильному режиму привыкали. А Никита мой со своим характером - ест только то, что ему нравится. Как-то за обедом он отказался есть суп - он был с рисом, а Никита рис не любит. Котлету тоже поковырял и оставил. Елена Семеновна на него несколько раз прикрикнула, чтобы он доедал, а он отказался.

Тогда она схватила Никиту и начала при всех раздевать. Рубашечку отдала Мише, потому что тот всегда хорошо ест и слушается. Шортики - другому мальчику, колготки - какой-то девочке. Никита отбивался и плакал. А она продолжала. Майку сорвала и тоже отдала кому-то из детей. Затем стащила трусики. И в таком виде поставила перед всеми на подоконник.

Дети легли в кроватки на тихий час. А Никита все стоял на подоконнике зареванный и голый. Перед всеми. Елена Семеновна даже не разрешила ему прикрывать ручками его писю. Только через час воспитательница разрешила одеться.

Когда я его спросила, почему он сразу все не рассказал мне, он ответил: «Мне было стыдно».

Конечно, я тут же побежала к заведующей садиком, все рассказала. Она вызвала воспитательницу, поругала ее. А та даже не поняла, за что? Говорит: «Мальчик плохо ел, я хотела его заставить лучше кушать».

Я тогда перевела Никиту в другую группу. Сейчас он уже школьник. Ходит в первый класс. На уроках ему нравится. Но я часто думаю, забыл ли он то унижение? Как оно может дальше сказаться на его жизни? Я, например, никогда не забуду, что сделали с моим мальчиком. И никогда не прощу».

ПИСЬМА В ТЕМУ

«В младшей группе детского сада за какую-то провинность воспитательница сняла с меня трусики и поставила в палату к мальчикам. Мне было очень плохо и до сих пор плохо, когда вспоминаю об этом. Пытаюсь забыть и не получается, потому что обязательно находится очередная тварь, наслаждающаяся унижением ребенка».

Ольга. Самара.

«У нас в детском саду наказали мальчика. Его раздели догола, и он в ужасе бегал между нами, одетыми, и, как я сейчас понимаю, был в жесточайшем шоке. После этого я отказалась ходить в сад. Взрослые, что же вы делаете!»

Наташа. Санкт-Петербург.

КОММЕНТАРИЙ ВРАЧА

Евгений Кульгавчук, психиатр, сексолог:

В закрытые учреждения, такие, как детские сады, школы, спортшколы, иногда попадают люди с нарушениями психосексуального развития. Они готовы получать меньшую зарплату, но иметь возможность реализовать свои наклонности, используя, по сути, свою неограниченную власть.

Раздевание ребенка и выставление напоказ его наготы - это проявление садизма: если унизить, так максимально. Вполне возможно, такие педагоги-садисты в своем детстве нечто подобное испытывали по отношению к себе. Механизмы развития такого поведения могут быть разные: от позиции «вот вырасту, буду сильный - отомщу», до принятия такой формы поведения как нормы: «Меня унижали, и ничего, вырос. Теперь и я буду унижать». К сожалению, эта проблема бесконечна. Точно по таким же правилам распространяется насилие в семье - как социальная болезнь...

МНЕНИЕ ПЕДАГОГА

Анна Потанина, директор психолого-педагогического центра «Норма-плюс»:

Если бы подобное с ребенком случилось до двух лет, наверное, серьезных последствий для его психики не возникло бы. Половая идентификация происходит в 3 - 4 года: дети начинают различать мальчиков и девочек, обращают внимание, что они по-разному устроены. Описанное читателем «наказание унижением» может привести к двойной психической травме: малыш испытывает стыд и одновременно осознает, что над ним совершено насилие. Это может проявляться в кризисные возраста: в 7 лет ребенок будет плохо адаптироваться в коллективе, появится завышенная или заниженная самооценка, серьезные конфликты с окружающими. А в 14 лет, когда подросток начнет пробовать себя во всевозможных «геройствах», может появиться неадекватная оценка опасности.

Если вашего ребенка наказали таким образом, нужно срочно менять детский сад и добиваться самого сурового наказания воспитательницы. При этом ни в коем случае нельзя акцентировать внимание ребенка на произошедшем. Тогда психотравма, может быть, забудется.

Как вы считаете, что является причиной таких «педагогических методик»? Приходилось ли вам сталкиваться с «воспитанием унижением»?

Мы заглядываем в некоторые закрытые камеры... В них мы видим девушек возраста 17-20 лет. Лица некоторых из них заплаканы, некоторые - откровенно наглые, а некоторые просто смотрят безразличным взглядом. Джон показал одну блондинку лет 20-ти. Она была задержана с наркотиками, но оказала сопротивление, и охрана вынуждена была применить наручники. Теперь она проведет здесь четыре дня, не снимая наручников. Мы смотрим в глазок. Девушка в оранжевом костюме и с цепями на руках и ногах лежит на своей койке... Мы понимаем, что система даст свои результаты. Эта девушка под страхом повторения наказания больше никогда не принесет наркотиков в школу.

Мы продолжаем свой экскурс. Для непонятных целей "наказания во время наказания" в тюрьме построено отделение для одиночного заключения. Оно находится еще ниже основной части. Спустясь по лестнице и пройдя через две толстые двери, мы попадаем в мрачную комнату со скамейкой и несколькими ящиками. Джон объясняет нам, что девушка, наказанная одиночным заключением, должна здесь раздеться догола и отбывать наказание в таком виде. По словам психолога, это унижение делает наказание более действенным. Затем ей сковывают руки, ноги и пристегивают поясную цепь, к которой пристегивается цепь, соединяющая наручники и ножные кандалы, ограничивая тем самым движения рук и ног. После чего ее помещают в тесную камеру.

Мы следуем за Джоном в такую камеру. В камере нет ничего кроме матраса на полу и маленького ведерка для определенных нужд. Вместо двери - решетка. Должно быть, это постыдное испытание для девушки школьного возраста - быть посаженной сюда голой, скованной как опасный преступник и открытой для взглядов проходящих мимо. Джон говорит нам, что сейчас здесь сидят две девушки, и мы можем на них посмотреть, но только не разговаривать с ними.

Мы проходим еще одну дверь. Тишина нарушается заперающейся за нами дверью. Тусклый свет еле освещает некрашеный бетон стен. Медленно мы идем дальше. Джон открывает передо мной одну из камер. Нехитрое помещение. Построив его из бетона, его "благоустроили", всего лишь, бросив сюда матрас. Чтобы дать нам лучше понять, джон закрывает каждого из нас в клетках и уходит на две минуты. Я представила себе, что я голая и закованная стою здесь в этом бетонном мешке... Очень хорошо, что Джон открыл решетку и освободил меня и моих коллег. Угнетает один только звук запирания и хлопания железных дверей... Мы подходим к клетке (а иначе ее не назовешь), предпоследней в ряду. Заглянув в нее, я чувствую, как моя кожа покрывается мурашками. Симпатичная девушка стоит посреди камеры босиком на голом цементе. Света в клетке достаточно, чтобы разглядеть ее обнаженное тело, которое она тщетно пытается закрыть скованными руками и я понимаю, каково это для молодой девушки - быть выставленной напоказ как обезьяна в зоопарке. В следующей камере почти тоже самое - также хорошенькая девушка сидит на матрасе пытаясь как-то закрыться от взглядов. Ее лицо испугано и видно как из глаз катятся слезы.

Мы возвращаемся обратно в раздевалку. Все мы шокированы увиденным. Неужели... Тут рация Джона издает хриплый звук и ему сообщают, что "новый гость на подходе". Джон, сделав короткий телефонный звонок, поясняет нам, что ему надо устроить новую заключенную в тюрьму, а также перевести блондинку в цепях, уже виденную нами в одной из камер, сюда, в изолятор одиночного содержания, так как, по распоряжению директора, заковывание в цепи в "нормальной" камере недопустимо. "Надо исправить ошибку" (!!!). Джон предлагает проследовать за ним.

Сначала наш путь лежит в центральный холл. Девятнадцатилетняя девушка с длинными каштановыми волосами в джинсах и белой футболке уже ждет в "гостевой". Руки скованы наручниками за спиной. После того, как мы входим, Джон снимает наручники с девушки и приказывает ей раздеться и сложить все личные вещи в ячейку камеры хранения... Стоящая перед группой журналистов голая девушка плача пытается закрыть лицо руками. Мне становится ее жаль, хоть я и не знаю, что она совершила и какое наказание для нее выбрано... После душа Джон выдает ей тюремную форму. Ее заковывают, выдают туалетную бумагу, гигиенические салфетки и кое-что из еды (в этом, как сказал Джон, единственное различие между мальчиками, которым и этого не дают, и девочками), и ведут в камеру. С лицом зомби она входит в камеру, осматривается и снова начинает рыдать. Мы еще некоторое время наблюдаем за ней в глазок. В это время Джон открывает камеру закованной блондинки и выводит ее. Девушка брыкается и пытается вырваться. Джон с одним из коллег тащат ее по корридору и лестнице к изолятору. Когда она понимает, что с ней будет, она начинает громко кричать и плакать, но это не действует на Джона и его товарища - они на работе (и работа, видимо, им по душе).

В раздевалке изолятора блондинке приказывают раздеться, но она продолжает плакать и зовет на помощь. Тогда Джон с коллегой берутся помочь ей и, снимая предмет за предметом, быстро раздевают ее. Джон поясняет, что эта "блонди-герл" должна наконец понять, что с ней не будут церемониться, и в конце концов ей придется сделать то, что от нее требуют, и что поблажек не будет ни для кого. Как только девушка раздета донага, на нее сразу одевают наручники и отвотят в блок "одиночек". Увидев клетки она опять начинает кричать. Кричать и разговаривать здесь было строжайше запрещено, и ее рот затыкают специальным кляпом. Теперь она может выражать недовольство только мычанием. Втолкнув девушку в камеру, Джон закрывает за ней решетку, и мы возвращаемся в раздевалку. Как сказал нам Джон, эта девушка должна пробыть здесь дня три, но, видимо за такое поведение ее срок продлят, и не один раз.

Вернувшись в здание школы, мы видим учеников, собравшихся в школьной столовой. Они завтракают, общаются друг с другом, смеются... Трудно представить, что каждый из них - потенциальный заключенный... Что ж, время покажет, как новые меры отразятся на преступности. В какую сторону повернется ситуация на улице и в школе?..

На протяжении всей истории человечества наказания женщин всегда применялись мужчинами из самых лучших побуждений, и, разумеется, имели немалое значение в воспитании слабого пола.

Вот что пишет о наблюдаемых им наказаниях Игорь С. в своем письме, приведенном в книге В.Шахиджаняна.

"На полянке молодая женщина наказывала пятилетнюю дочку. Голая девочка стояла боком к матери, слегка выставив попу и сжав кулачки. Несмотря на очень сильные шлепки, девочка плакала негромко. Причем за все 5 минут наказания девочка ни разу не пыталась убежать, увернуться, закрыться руками. Меня удивило, что девочка вела себя как соучастница мамы".

"Другой случай: после купания я лежал, загорал и стал свидетелем такого эпизода: не знаю, с чего все началось, что натворила девочка, но после окрика матери, она с невозмутимым видом сняла трусики, подошла к маме и стала полубоком к ней, одной рукой держась за стоящую рядом лодку. Мать начала, не торопясь, ее шлепать. Мама девочки больше была поглощена разговором, и периодически шлепки прекращались, девочка молча стояла, со скучающим видом глазея по сторонам. Когда девочку начал наказывать папа, хлопки стали гораздо крепче и более частыми, но девочка продолжала игнорировать и папу, только вид стал менее скучающим. Как только перестали бить, она сразу понеслась играть с другими детьми".

"В третьем случае девочка вообще вела себя как заинтересованное лицо. Опять же, на пляже. Девочку долго звали из воды погреться, а она не шла. Когда, наконец, пришла, мама сказала: "Ну, сейчас я тебя согрею!" Девочка уточнила: "Шлепать будешь?" Получив утвердительный ответ, она подошла к подстилке, где сидела мама и дремал папа, и стала его расталкивать, говоря, чтобы он подвинулся, так как ее будут шлепать и ей нужно лечь рядом с мамой. Хлопнув ее несколько раз, мама решила, что это недостаточно согревающе, и сказала, чтобы девочка сорвала и принесла ей хворостинку. Девочка побежала к росшим кустам, сорвала два прутика и без малейших колебаний улеглась на свое место. Пока девочку хлестали прутом, она не шевельнулась и не издала ни звука, хотя в конце экзекуции вся ее попа была покрыта темно-красными полосами".

"После всего этого я стал думать, что если мне хочется шлепать девочек, то в их природе заложена приемлемость такого подхода. Однажды я посмотрел американский научно-популярный фильм. Его содержание таково: "В свадебные обряды вводится церемония порки невесты в присутствии жениха. Так сочетание сексуального возбуждения от тела невесты со сценой болевого воздействия на ее ягодицы формировало у мужчин установку, что именно зона ниже спины является "площадкой для битья". Такое положение дел отразилось и на подходе к воспитанию детей. Девочек били гораздо чаще, чем мальчиков, усматривая не столько мотив наказания за конкретный проступок, сколько выработку выносливости и нужного стиля поведения. Вот такое отношение секса и насилия описывает теория, выдвинутая в фильме, так как такое поведение женщин формировалось веками и закреплялось в генах.

В подтверждение теории в фильме приводились такие факты:

1. Болевая чувствительность девочек примерно в два раза ниже, чем мальчиков.
2. Если одинаково побить девочку и мальчика, то для девочки это будет заметно меньшим психологическим стрессом, чем для мальчика.
3. Разница в поведении девочек и мальчиков во время наказания: мальчик активно протестует, пытается вырваться, увернуться от удара, закрыться рукой. Девочка, даже если ее хлещут ремнем, пытается сохранить положение, удобное для наказывающего, если она и делает движение, чтобы увернуться, то сразу за этим следует обратное движение в исходное положение. Если девочка (12 лет и старше) при длительной порке сдерживает рыдания и крики, то внешне ее реакция очень похожа на реакцию при остром сексуальном наслаждении: запрокинутая голова, прикрытые глаза, приоткрытые губы, учащенное дыхание, судорожно вцепившиеся во что-нибудь руки, стоны, вскрики, выгибание тела (это говорит о том, что секс и насилие – две стороны одной медали). Еще в фильме рассказывалось, что у римского философа Сенеки есть сетования на то, что молодежь Рима больше занята истязанием молодых рабынь, чем общественными и государственными проблемами.

А также: девушка, которую в детстве регулярно шлепали, имеет сильную эрогенную чувствительность кожи. И еще: девочки на 30 процентов больше подвергаются телесным наказаниям, чем мальчики.

В странах "третьего мира" очень распространено (а в Европе было распространено до конца XIX в.) истязание жен мужьями, даже в привилегированных классах. И, наконец: сцена наказания девочки у большинства людей (и мужчин и женщин) вызывает меньшее неприятие, чем мальчика".

Игорь С. в своем письме делает следующие выводы: "Природа человека, сложившаяся в течение тысячелетий, такова, что мужчины имеют генетическую предрасположенность к садизму, а женщины – к мазохизму. Это не отклонение, а норма. Чтобы воспитать сексуально полноценную девушку, ее надо с детства периодически шлепать, разумеется, в разумных пределах и без оскорблений и унижений. Это развивает ее сексуальные механизмы... Полноту ощущений и гармонию в браке можно достичь, введя насилие как компонент секса. Естественно, не злоупотребляя насилием. Если, по моему мнению, ввести практику телесных наказаний женщин как элемент нормальной жизни, то природная агрессивность будет иметь легальный выход с наименьшим ущербом. Общество от этого выиграет, так как сейчас эта агрессивность скапливается, не имея выхода, а потом прорывается в виде половых и других преступлений и в других разрушительных формах насилия. А женщины по своей природе не склонны видеть в этом большой трагедии".

От себя добавим к сказанному, что женщины, зачастую неосознанно, затевают ссоры с мужчинами, чтобы получить это насилие, особенно, если партнер после насилия, примененного к женщине, имеет обыкновение проводить с ней агрессивный и полностью "раскованный" половой акт.


ПРОЛОГ
В подростковом возрасте и юности меня безжалостно терзал сон

Я очень сильно провинился на даче. Там я всегда хожу голым и босиком, как и положено мальчику моего девятилетнего возраста. С утра у меня удик стоял очень сильно, и мне было стыдно так ходить, ведь прикрываться то нельзя, да и нечем. Тут как раз к моим старшим сестрам пришли две подружки их подружки – сверстницы.. Они первый раз видели меня и очень веселились, видя, что я хожу голышком.
Сестры. Как всегда старались показать власть надо мной, в приказном тоне веля сделать то или другое. Мне это нравилось, и было совсем не оскорбительно, а даже приятно.
Подружек очень забавляло что я Анюту и Леську слушаюсь беспрекословно. Они даже заставили меня рассказать им откуда и за что у меня такие тёмные рубчики на попе и ногах. Я послушно стоял перед ними на вытяжку, руки по швам, и рассказывал, кто и за что меня наказал. Их очень смешил мой, стоящий постоянно удик.
Когда я попросился в туалет, я посмел сделать не хорошее, что бы успокоить удик. Ведь не стоять же ему всё время?
Туалет у нас, на даче –на улице. Дверь мне запрещают запирать на крючок, но я думал что успею его успокоить. А тут как раз одна их подружек тоже пошла в туалет. Открыв дверь, она увидела что я, во первых, не сижу (мне и писать тоже положено только сидя, что бы не трогать удик), а во вторых - удик у меня уже в руках и я его яростно тру.
Девочка расхохоталась на всю дачу, и позвала остальных. Мне же велела не двигаться и оставаться, как есть. Мне было очень стыдно, но я послушался её, потому что мне надо слушаться всех девочек. Подошли остальные, вволю посмеялись на до мной, но, конечно, этим всё не закончилось.
Они минут пять решали как меня наказать. Решили, что сейчас же отстегают мой удик и яички крапивой, а потом когда придёт мама, высекут розгами по попе и спине и ногам хорошенько.
Сестры велели мне принести розги. Я быстренько побежал, сверкая голой попой. Крапива у нас растёт только у дороги, за калиткой. Чтобы бы меня не увидели голого и полосатого, босиком, я постарался быстрее нарвать её.
Когда принёс, Анюта с Лесей сказали что не довольны мной, и что надо крапивы принести было больше.
Я расстроился, быстрее побежал за калитку набирать ещё, конечно, голыми руками, все руки исколол сразу же. Удик у меня всё так же и стоял, и было от этого ещё стыднее, особенно выходить к дороге. Сестры, когда я им принес ещё крапивы долго отчитывали меня за то, что я смел сделать, и приказали, что бы я понял сильнее вину, потереть свой удик, как там, в туалете, прямо при них, и кончить на стол покрытый сверху пластиком.
Я первый раз кончал при посторонних, да ещё девочках, которые потом будут меня за это наказывать. С трудом, но я, всё таки, кончил. Мне было очень стыдно.
Девочки были в восторге от увиденного. Они заставили меня намазать часть спермы себе на лицо, а отсталое дочиста слизать со стола. Я подчинился беспрекословно, хотя первый раз пробовал сперму на вкус свою, да ещё всё лицо измазанное. Они сказали - это то, что бы все видели, что ты дрочунишка. Мне очень понравилось это новое для меня слово!
Я сгорал со стыда, и мучался всё усиливающимся возбуждением. Девочки не замечали ничего. Они положили меня на траву, велели задрать ноги вверх и в стороны и очень сильно и долго хлестали мой удик и яички крапивой. Мне было и больно и колюче, и я плакал как маленький мальчик. Это их забавляло ещё сильнее, как и моё измазанное спермой лицо.
Удик, яички и даже мои ноги вздулись от крапивы и очень чесались, но девочки запретили мне трогать и чесать, и велели встать на колени перед беседкой где они играли и держать руки держать за головой.
Через час, наверное, вернулась мама, особо не удивилась тому, что я стою на колешках, потому что Анюта с Лесей достаточно часто меня наказывают, но её очень удивил и расстроил мой вздувшийся удик и измазанное лицо. Сестры, боясь за свои попки. сразу подбежали к маме, и начали на перебой рассказывать что произошло.
Но мама велела мне самому всё рассказать. Потом она меня долго ругала и сказала, что расстроена очень сильно и не ожидала такого от меня, ещё сказала что теперь в туалет я буду ходить только под присмотром сестёр: и писать и какать, что бы я не смел заниматься нехорошими вещами. Потом она велела мне встать с колешек и принести из дома лавку для порки и прутья. Когда я выполнил приказ, она положила меня на лавку, и очень сильно выдрала, каждый прут проговаривая с нотацией. Старалась по складочке под попой попасть как можно больше, не мало досталось и по ногам.
Я сначала вскрикивал, старался терпеть, тем более что тут смотрят незнакомые девочки, но всё равно я потом забыл про это и начал визжать и просить прощения, слёзы градом лились, но мама сама знает, когда можно закончить порку.
Решив, что достаточно, мама велела сказать спасибо за порку (хотя я и сам без напоминаний это всегда делаю), и попросить прощения у девочек, поцеловав им всем ноги, опустившись на колешки. Потом хотела в таком виде и с измазанным лицом отправиться в магазин, но пожалела и не отправила, чем не мало расстроила девочек, которые все вчетвером собрались сопровождать меня. Мама сказала что в следующий раз не жалеть не будет и прикажет, что просят сёстры.
Потом до вечера я играл с девочками, выполняя все их приказания, а они при необходимости шлёпали меня ладошками по израненной попе. Было больно, но не очень.
И только потом мама разрешила мне помыться, прямо тут во дворе при наблюдении Анюты и Леси, и смыть, наконец,то сперму с лица, с которой проходил весь день. Я буду стараться больше не расстраивать маму и сестер и не трогать, и не тереть свой удик, а если трону, пусть они меня купают в крапиве и лупасят прутьями до крови.
1.
Представления, фантазии, возбуждения? Откуда они взялись? НЕ из воздуха же? Почему их не было у других моих сверстников и друзей – только у меня? Разгадка проста: я родился с гиперчувственностью и гипервозбудимостью. Они требовали от меня, начиная с самого раннего детства внимания и удовлетворения. Это, как разгорающаяся печка. Чем больше бросаешь в неё дров – тем больше требуется.
Сколько себя помню мой чилик всё детство, юность и где-то до пятидесяти лет торчал призывно, напоминая о себе. Чем меньше по возрасту я был, тем больше его стеснялся. Сохранилась фотография меня двухлетнего,сидящего на столе, прикрывающего «это место» рукою. Я пытался укротить непокорного: мял бил, привязывал к нему верёвку на неё подвешивал груз – получай! Ничего не выходило – возбуждении только нарастало,а чилик становился каменным.
Я жил в то «златое время» ,когда «секса не было». Точнее родители старательно делали вид, что не замечают что это такое, и не хотят знать. Элементарные знания по сексологии и физиологии мальчика находились на нуле. Не только у родителей, но и у врачей.
Мама вместе с нашим участковым педиатром Людмилой Ивановной Комиссаровой затеяла меня лечить от постоянных простуд «пеницилиновой блокадой» -200 уколов в четыре приёма. Это-то меня гиперчувственного и гипервозбудимого!
Чего добились? Сопливить и кашлять не перестал. Попку не только искололи, не оставив на ней живого места, но открыли, как бы сказал глубокомысленно Фрейд «анальную эрогенную зону. Там всё смешалось, как в доме Облонских. Я боялся уколов. Залезал под кровать. Меня вытаскивали и кололи,кололи, кололи…
Страх соединялся с тянуще тупой болью. Им бы моим «воспитателям» понять, что отрабатывают на мне закрепление условного рефлекса «боль – наслаждение». Почитать, хотя бы Павлова, если Фрейд недоступен.
Куда там! В четыре года бабушка решила воспитывать во мне «мужчину». Естественно поркой. Начала с крапивы. Говорят детские обиды и наказания легко забываются. Враньё! Я помню все в мельчайших подробностях Эта первая крапивная порка была знаменательна тем,что бабушка стегала меня голым(помню,холодный ветерок, пробегавший по коже),не замечала моего стоячего чилика и тем, что после тело неделю, а может быть, полторы сильно чесалось.
Порки стали постоянными и, каюсь, я стал думать, как убежать из дома. Это только в литературных опусах дети, особенно мальчики, охотно ложатся под розги и ремень,и принимают наказание,как должное. Не верю! И свидетельствую, как поротый активно, сильно и разнообразно с 4-х до 15 лет страх порки, боли всегда присутствует.
Другое дело – этим страхом можно управлять. Не знаю, почему мне шестилетнему пришла в голову именно эта идея (возможно, на волне стремления «стать настоящим мужчиной»), но я стал убеждать себя, что бабушкины и материнские порки совсем не страшны, удары не сильны и вообще человек не такое может терпеть, например партизаны на допросе у фашистов.
Эти представления о героях –партизанах и были первыми. Начались они где-то перед школой в шесть – шесть с половиной лет. Что я представлял? Как на лавке задрав юбку секут Зою Космодемьянскую. Представлял то, что знал. Особенно возбуждало(смешно, но это оказалось правдой, реальностью) что на не реагирует на удары, лежит,как вкопанная. Только « с презрением смотрит на своих палачей».
Отец выписывал тогда «Литературку» и в ней было много фотографий на тему Африки и всяких притеснений и мучений африканцев. Одну из них я облюбовал почти на год и ежедневно, запершись в туалете возбуждался ею. Голый негр растянут на бочке, а белый надсмотрщик, то ли господин хлещет его кнутом. Я придумывал десятки историй, связанных с этим негом: его и продали, его и купили. Он не выполнил дневную норму сбора хлопка (это из «Хижины дяди Тома» Бичер Стоу). Особенно меня возбуждали представления, как этого негра секут, что он чувствует. Как напрягает мышцы при каждом ударе и распускает их после.
В школе я сразу же переключился на понравившихся мне девочек. Среди них выделял одну: Марину Сердюцкую. Ей фотграфию со мною(марина на переднем плане) посылаю. Наступила новая эра моих представлений и возбуждений. Девчачья.
2.
Сегодня удивляюсь: какими мы были робкими ицеломудренными. В представлениях, не где- нибудь я видел Марину Сердюцкую исключительно в допустимо реальных ситуация: Моющуюся под душем,лежащую на кровати с задранной юбкой и спущенных вниз по ногам белых трусиках. получающую от мамы порку отцовским ремнём. Эта была вольность. Марина отличница, и пороть её за двойку не могли. Я представлял, что за четвёрку. Сходило! Вторая вольность была с утренней зарядкой. Меня в детстве очень возбуждала картина Татьяны Яблонской «Утро». Девочка на ней одета в маечку и трусики. Я представлял, что она перед душем снимает с себя их и делает ту же зарядку. Иногда этой девочкой становилась Марина Сердюцкая, но чаще это была некая абстрактная девочка идеал.
Настоящий взрыв возбуждений, фантазий произошел в четвёртом классе. Другая девочка Валя Бочарова залезла на стул, чтобы стереть написанное наверху доски (мы дежурили вместе по классу). Был май. Гольфы ослепительно белые, под юбкой черные трикотажные трусики и главное красные и тёмные полоски. Поинтересовался: стесняясь, заикаясь и обливаясь потом откуда они:
- Отец порол за вчерашний кол – срифмовала Валя и засмеялась. Было видно такие наказания для неё обычны, и она воспринимает их как необходимую часть своей жизни.
У меня же произошло замыкание. Моих идей власти над болью и то, что то же самое происходит у девочек, даже в ещё больших размерах. Открытие через год в пятом классе спартанства вывело всех моих девочек воображаемыхв спартанские условия. Пятый класс – начало эякуляции! Она началась с представлений спартанских: девочек секут и очень сильно,но не за двойки или нерадивость в учёбе – просто так, чтобы проверить силу их воли и выносливости.
3.
С появлением эякуляции представления и фантазии резко сократились. Теперь в день можно было вызывать их не больше шести раз. От этого все полутона исчезли. Именно в этот период где-то в 12 лет возникают бесчисленные проекты спартанских школ сечения. Появляются не справедливые, а злые мучающие родители.
Я не раз сопоставлял мои реальные порки, проходившие в это же время с моими предствляемыми и понял: мне не хватало силы ударов. Мама и бабушка не то, чтобы жалели меня: секли во всю данную им природой силу, но произошло то, о чём вдохновенно пишут почти все сексологические исследования: у меня боль прочно соединилась с наслаждением и мой оргазм в прямую зависел от силы ударов. Уверен,если бы эту мою тайну узнали мама с бабушкой – они тут же бы прекратили порки. Но им было неведомо, а мне приятно.
Фантазии развивались по нескольким направлениям.
Самые употребляемые – фантазии замещения. Я поселял себя, свои чувства, переживания в понравившуюся мне девочку и она становилась объектом воспитания поркой дома(и справедливыми злыми родителями) и в спартанкой школе сечения учителями –мужчинами. Можно меня ругать или ненавидеть считать жестоким, но оргазм наступал у меня всегда в момент наивысшего страдания представляемой девочки, чаще всего после выступления крови на рубцах.
С одной из них Олей Киркиной – моей симпатией в 5 и 6 классах я встретился в конце90-х. Рассказал ей по каким мукам я водил её в своих фантазиях, как хлестал по её голой попке солёными розгами и заставлял ходить голой и исполосованной по улице. К моему удивлению она стала сожалеть, что этого не было тогда на самом деле «а сейчас уже поздно».
Были и другие фантазии – запрещения. Я помещал себя чаще всего в заведомо опасные ситуации – представлял голым у лифта, двери которого могли каждую секунду открыться. Или на улице под мостом на реке Яузе (рядом с Высоткой на Котельнической набережной, в которой я тогда жил) Там никогда никого не было, но появиться могли мгновенно: одеться успеть было невозможно. Этот поиск приключений и адреналина всегда отзывался во мне сильнейшей зрекцией. Два прикосновения рукою и – салют!
Иногда в эти фантазии замещения я помещал своих девочек из фантазий. Самая популярная композиция – за двойки родители её наказали: сильно высекли и отобрали одежду, обещав продолжить порку вечером. Девочка (чаще всего это была моя соседка по парте Настя Калугина) вылезала из дома через окно и пряталась голой всё под тем же мостом. По моей версии она жила на втором этаже (на самом деле на16), прыгая растягивала ступню и хромая ковыляла под мост.
Были и просто прямые фантазии, что называется «конкретно и по- поводу. Для этого девочка должна была выделиться среди остальных какой- нибудь яркой, возбуждающей деталью. В начале 6класау нас появиась новая ученица Ира Алексеенко. Девчонки её сразу невзлюбили за постоянное выпендривание. Было он везде – и в одежде. На физкультуре тогда царствовали «трусики – фонарики». Ира пришла, а потом всегда ходила в синем купальнике с большими вырезами внизу, открывавшими её попку и вверху грудь. Мало этого, она пришла с резиновой скакалкой и чуть ли не с порога заявила во все услышание,что по втроника и пятницам «занимается художественной гимнастикой» и со скалкой вначале каждого урока будет делать разминку. И,почти сразу же, махнув оставила фиолетовую полосу у себя на шее и ноге. Эту полосу я прекрасно помню до сих пор. Она стала основой чуть ли не всех моих фантазий той поры. Кое что вошло и в опусы, в тот же «Отчим».
4.
Вбуриваясь в историю моих фантазий нельзя не сказать, что все они обслуживали мой чилик, были стартёрами и провокаторами возбуждения. В сексологической литературе почти нет упоминаний о них. Между тем большинство мальчиков становятся мужчинами через них, формируя тип свой сексульности. У меня – агрессивно – альтуистический.
Я не приемлю с подросткового возраста «зефирного обхождения». Возможно, это от того, что женское, с которым я общался через маму и бабушку было, хотя и недостаточно, но агрессивным. Женщин – воркующих голубок я не видел ни в детстве, ни в юности, ни потом в жизни.
Сколько я себя помню уже в прогулочной группе (4-5 лет) я «западал» на девочек только с ярко выраженным характером мальчика – «пацанок».
Одна из них жила надо мною на 21 этаже (я на 19). Мы часто ходили друг к к другу в гости. Нас объединяли и отцы – военные и то, что нас обоих пороли. Для нас ремень или прут по голой попке был «знаком качества».
Может быть это наивно, но именно такое отношение к ЖЕНСКОМУ,как СУРОВОЙ НЕЖНОСТИ, заложенное тогда прошло со мною по жизни
Найти девочек с мальчишеским боевым и бесстрашным характером было непросто. Гимнастика – сначала спортивная, а потом и художественая ивозникли, как место, где они по определению должны были быть. К сожалению, это оказалось обманом. Характер,как я понял ещё в юношестве воспитывается не в спортивной секции, а в семье. Маленькое отступление об Юле Липницкой. Я немного общался с ней и ей матерью,кстати Дианой в FACEBOOK до изгнания меня оттуда. Вот идеальный для меня уравновешенный,волевой(кстати не без порок воспитанный характер) .
В жизни – таких единицы. Фантазии, представления требуют ежедневного обновления и разнообразия их. Где взять? Невольно и скажу прямо не очень желательно чувство и возбуждение замыкается на себе, уходит в себя. Ты начинаешь сам собою обслуживать свои фантазии.
Началось это ещё лет в 11-12с эякуляцией и требованием новых и острых возбуждений. Как известно, у человека два центра эрекции, говоря грубо – спереди и сзади. О переднем известно многое. О заднем, мало или почти ничего. Между тем, мужской оргазм «заднего производства» гораздо глубже и всеохватывающ, чем традиционны передний через чилик.
Могу засвидетельствовать это, как человек не раз испытывавшей его в интернате с моим приятелем Славой Смирновым и в жизни с моим «банным мальчиком» Мишей Орловым. Но до этого, за десять, нет даже за пятнадцать, я, запершись в туалете садился на ручку вантруса предварительно смазав её мылом. Занятие со стороны весьма странное. Для меня естественное. Сзади горело, жгло хотелось разрядки, удовлетворения. Чуть позже, когда чилик стал не только стоять, но и разбухать непомерно, я всё под тем же глухим и безлюдным мостом через Яузу рвал кожу на нём пинцетом, смазывал головку горчицей: наказывал, усмирял.
Крайняя плоть и способность головки раскрываться – отдельная тема. Мой эротический и месте с ним сексуальный мир во многом сформировался именно на этом физическом, принудительном раскрытии. Возможно, это от того, что я так и не понял своё еврейство. Мать у меняв детстве носила кличку «Арон», и по жизни все считали её еврейкой.. Я старался не замечать. Наверное, зря.
Так или иначе, одним из самых распространённых «наказаний» моего чилика, кроме пинцета было привязывание его за открытую головку к пуговице пальто и хождение так по улице. Сколько раз я проделывал этот фокус, и никто не заметил!
5.
Есть ещё одно обстоятельство сильно повлиявшее на мою, как бы сказал Фред, «галюцинаторную эротику» .Очень рано(лет в пять) я понял, что во мне перевес женского над мужским. Я был «мальчиком с характером девочки». Когда бабушка задумала воспитать во мне мужчину поркой – она не догадывалась какой ящик сексуальной Пандоры открывает.
Продолжим фрейдисткую линию: розга – подсознательный символ мужского полового члена, порка – подсознательный символ изнасилования.
В результате: женское моё подвергалось ежедневно (а иногда и несколько раз на день) НАСИЛИЮ ЖЕНСКИМ бабушки и мамы. Если прибавить к этому, что они предпочитали меня сечь всегда голым(«чтобы не только больно, но и стыдно было) и демонстративно не замечали моего торочащего призывно чилика, то получится та самая картина маслом. ЖЕНСКОЕ, НАСИЛУЕМОЕ ЖЕНСКИМ И ПОРОЖДАЮЩЕЕ МУЖСКОЕ.
Отсюда и истоки моих фантазий о безболезненной порке, безоговорочное принятие спартанства и болевого закаливания.
И не только.
Почувствовав свободу от страха боли, возвращаясь в мужское, я стал обожествлять ЖЕНСКОЕ, поклоняться ему, делать его своей религией, смыслом жизни.
В этом, кстати, многие трудности моей семейной жизни и причины четырёх браков.
Мои опусы о спартанстве (что очень легко заметить) всего лишь историческое прикрытие моего стремления к ИДЕАЛЬНОМУ ЖЕНСКОМУ.
Где-то в юношестве этот идеал сформировался окончательно: подруга, жена, любовница – гимнофилка дочерна загоревшая,со следами полосок от порки – бесстрашный и волевой спартанский мальчишка.
Если теперь вернуться к фрейдистким размышлениям о розге члене и порке – изнасиловании, станет понятно, что мой женский идеал, не что иное, как пробудившееся во мне и бурно развивающееся МУЖСКОЕ: эмонативно- агрессивное.
6.
Двигатель всех моих фантазий и представлений имеет физиологическую основу. Соединение в одной точке возбуждения, эрекции, оргазма и эякуляции.
Я точно знаю, когда это соединение произошло: летом 1957 года в Лиелупе на Рижском взморье. Врачи оправили меня туда лечить йодистыми испарениями от водорослей носоглотку. Целыми днями в своих поколенных сатиновых трусах я пропадал на пляже. Где-то через месяц стал коричневым, потом бронзовым, и, наконец, иссиня чёрным.
Аммиачный запах стояков – туалетов, закрытая на крючок дверь, снятые и повешенные на гвоздь трусы, белая,незагорелая полоса на теле…
Здесь исток моих фантазий. Я представлял себя одной из увиденных на безлюдной косе голых девчонок - сверстниц. Загорелых, облепленных искрящемся на солнце песком.
Слово «кончал «слишком неуклюжее и грубое для обозначения того, что я делал. Аммиак бил в нос, глаза слезились: я растворялся в нирване фантазий, плыл по ней медленно, торжественно, направляя и управляя рукою своим плаванием. Если бы меня спросили: кому или чему я хотел бы поставить памятник, ответил не сомневаясь – РУКЕ ВОЗБУЖДАЮЩЕЙ.
Без неё я был бы сирым, убогим, мещанским осколком после сталинской эпохи. В начале 90-х, на волне, наконец-то, дошедшей и до нас сексуальной революции, я выступал с лекцией перед студентами моего ВУЗа – Первого МЕДа: «Женские мастурбационные фантазии. Попытка классификации». В конце среди вопросов был и, заданный смутившейся и покрасневшей от своего нахальства студенткой:
- Как Вы стали таким?
Я тут же ответил: - Через самовозбуждение.
Ответ был расценён, как хорошая медицинская шутка. Между тем. Я говорил правду. С того самого лета 1957года я стал разыскивать материалы: статьи, фотографии, рисунки, скульптуры, вызывавшие во мне отклик – возбуждение. Далее по накатанной: эрекция, оргазм, эякуляция. Механизм требовал постоянного обновления, остроты чувств и был ненасытным.
Открою мою маленькую тайну: я никогда не пользовался чужими возбуждениями. И то, что называется порнографией, никогда не интересовало меня. Я искал всегда своё. Своё через детали, через заземлении фантазий в жизнь. Это своё и породило мои гимнастические фотографии и все съёмки детской наготы. Созданные по принципу аутоэротического конструирования: сначала фантазия, потом съёмка.
Для начала работы физиологического механизма, для возбуждения мне всегда было необходимо жизненное начало.Не,как жизнь, а сама жизнь. С подросткового возраста я всегда вводил в содержание фантазий элементы реальности.
Уверен: я бы никогда не уделял такое большое внимание спартанскому воспитанию, спартанским закаливаниям, что они возможны и необходимы н нашей современной действительности.
7.
Главное, основное в моих фантазиях и представлениях слово. Задолго до нейролингвистического программирования я научился заводить механизм возбуждения одним, главным словом, окружая его действиями, ситуациями из представлений.
Интересно проследить, как изменялись эти кодовые, или точнее, стартовые слова. Одни из первых:
- Снимай трусики!
Дальше цепь подкрепляющих, разогревающих возбуждение:
голая попка
злые родители
- Неси ремень!
обжигающий удар
вспухшие красные полоски на попке
- Простите! Я больше не буду!
- Я никогда не буду получать двоек!
полосатая попка
- В угол! На колени! До вечера!
Это время моего увлечения Мариной Сердюцкой – 4й класс. До эякуляции, а следовательно без жёсткой агрессивности.
***
- Сбрасывай всё с себя, до нитки!
- Шкуру спущу!
- Голышом наклоняйся!
- Руки на ноги, обхвати ими лодыжки!
- Буду сечь проводом, чтобы больнее было!
- Ори- не ори – своё получишь!
- До крови – обязательно!
- Напрягай попку сильнее, ещё сильнее, удар иначе не засчитаю!
тёмные, набухшие кровью рубцы
сорвала голос
– В угол, руки за голову, на горох, на всю ночь!

Пятый класс. Эпоха Оли Кириной. Вместе с начавшейся эякуляций – жесткость и временами жестокость.

***
- Становись в мостик!
- Шире, ноги, шире!
- Ещё шире!
- Совсем широко: полушпагат в мостике!
- Спереди оно больней и памятнее!
- Больно, будет ещё больнее!
- Кричи – не кричи – меня не разжалобишь!
- Кровь? Так как же без неё…
- Будешь увёртываться от ударов - буду сечь с солью!
- Простить? Высеку – прощу!
- Тоже мне королева! Снисхождения и жалости от меня не добьёшься!
- Кровь?!
- Сечь - не картошку варить!

Шестой класс – времена Иры Алексеенко

***
- Покататься на «кобыле» хочешь?
- Садись Обхватывай ногами. Я сейчас к ним груз подвешу. Какой хочешь: 50 или 100 килограммов?
- Руки за голову? Шкуру со спину и грудей спускать вот этой четырёхграной плёткой буду. Нравится она тебе? Когда сечь начну – понравится ещё больше!
- Садись, садись – это не кол: кресло истины и правды
- Чего орёшь сучка? Знаю – больно. Для чего ты здесь? Чтобы делать тебе больно, очень больно. Чтобы ты истекала кровью…
- Заткнись! Иначе по двести килограммов на каждую ногу привешу!
- Правда, хороший кнут? Специально для тебя…
- Вон ноги как торчат! Сейчас по ним палкой, палкой! А то отдыхаешь на кресле…

Седьмой класс – моя любовь – Женя Климова. Чем больше я в неё влюблялся, тем больше мучений в фантазии с ней происходило. Воистину жестокость не что иное, как спрессованная нежность!

***
- Что это такое? Клетка для непокорных наложниц. В ней растягивают вниз головою и секут,пока они не войдут в разум.
- Если не умеешь себя возбуждать, то орти тебя научит…
обязана удовлетворять своего господина во всём…
- Сечь?! До полусмерти будет мало…
- Станцуй – иначе подвешу к потолку и высеку так, что душа на кончике губ будет болтаться!
- Иди в бассейн, смой кровь, всё запачкаешь…
Это уже десятый класс – время написания «Воспитания любви» .Кого я представлял? Нину Павлюченкову из восьмого класса. Мои сверстницы виделись тётями на выданье.
ЭПИЛОГ
Фантазии и представления обслуживают оргазм. Количество оргазмов, которых они вызывают, говорит об их качественности,новизне, остроте восприятия.
Если исключить период до эякуляционный (до 11 лет) то количество оргазмов могло быть и было от 10 до 20 в день, а иногда(правда с головокружением) он доходило до 50.Фантазии играли в них минимальную роль. Обычное трение и реакция на него. С началом эякуляции количество оргазмов резко сократилось. Сначала до 10,апотм и до шести в день. Зато, это было уже не механическое укрощение «непослушного» удика, а с помощью всё тоё же руки открывание ВХОДА В ПОДСОЗНАНИЕ, извлечение из него представлений для оргазма.
Меня всегда и на собственном примере, и на приёме удивляло, что такое самовозбуждение даже в самых серьёзных сексологических трудах всегда рассматривается только, как попытка доставить себе удовольствие, «продлить через фантазии наслаждение». Это есть. Но не главное, скорее поддерживающее. Главное,что с помощью самовозбуждения заводится механизм извлечения из подсознания фантазий и наполненение его новыми, свежими. Механизм,который с началом сексуальной жизни ляжет в основу оргазмо- энергетического обмена.
Подозреваю, что та сексуальная культура, о которой мне прожужжал уши Игорь Семёнович Кон и подразумевает, такое отношение к самовозбуждению и оргазмам. У нас, как известно, «секса нет» и культуры сексуальной, тем более.Сегодня Мизулины и Милоновы, борясь с подачи откровенно не разбирающейся в сексологических проблемах власти за, так называемые «традиционные ценности», добивают её остатки. НАМИ ПРАВЯТ ИМПОТЕНТЫ!!!
Я и говорил об этом и писал десятки раз. Как об стенку горох! Они не слышат не потому - что не хотят, не могут, не знают что это такое. В стане вымирающей, которой по факту является наша, это более чем трагедия. Это – СЕКСУАЛЬНЫЙ ГЕНОЦИД.

Майк, Кевин и я росли вместе, и мы были почти как братья. У Майка было буйное воображение и он был нашим идейным вдохновителем. Кевин был чуточку спокойнее и всегда делал все, что хотел Майк. А я был их сотоварищем. Всюду следовал за ними и редко высказывал какие-либо возражения. Это история о том, как закончилась такая моя жизнь.

Нам было по 15 лет, когда это несчастье свалилось на наши головы. Майк был высоким и сильным, светловолосым и голубоглазым, Кевин самый низкий из нас, среднего роста, черноволосый и кареглазый. Ну, а я был худощавым подростком с каштановыми волосами и зелеными глазами. Кевин с Майком уже некоторое время говорили об этом, и даже рассказывали об этом мне, но мне до этого тогда было мало дела, потому что меня с предками не было в городе. Майк проделал дырку в стене между раздевалкой девочек и старым туалетом и с помощью видеокамеры Кевина отснял кассету продолжительностью в несколько часов. И хотя Майк и так был у нас приколистом, на этот раз он превзошел самого себя. В школе не было ни одного мальчика, который не отдал бы последний грош за эту кассету, и он начал ее тиражировать и продавать им. Родители одного из купивших кассету мальчиков случайно нашли и, самое ужасное, включили ее. На ней были отсняты девочки в самом разном нижнем белье, и, конечно, тут же было проведено расследование и уже через несколько часов нас троих привели в комнату собраний и отдельно друг от друга допросили.

Мои родители были вызваны в числе других, и в ближайшие часы разъяснили, кто это сделал, как и когда. Вызвали полицию, и Майка с Кевином обвинили во множестве вещей, среди прочих подглядывание, потворствование, нанесение вреда школьному имуществу. Так как я не участвовал ни в съемке, ни в распространении пленки, многие обвинения против меня были сняты. Тем не менее мой кошмар скоро начался. Семья Майка договорилась вместо судебного наказания отправить его в известную военную школу, где царили суровые порядки, и он пробыл там до 21 года. Кевин был лишь соучастником Майка и его отпустили домой, но обратно в школу его не допустили, и родители отправили Кевина в какую-то школу в другом штате. Все, что сказали его родители, что уж там-то его перевоспитают. Так как я фактически не был замешан в этом, я полагал, что мне сделают выговор и отпустят. После суда я временно оставался с родителями. Отец очень сердился на меня за то, что я не рассказывал им о происходящем, и не верил, что я не знал о том, что сделали Майк и Кевин. В итоге они с матерью придумали для меня весьма изощренное наказание. Однажды, когда мы вернулись с суда домой, меня поставили о нем в известность.

Папа молчал всю дорогу домой, и я по прошлому опыту знал, что в такие минуты лучше держать рот на замке. Когда мы пришли, он сказал, чтобы я сел на стул напротив кушетки. Он и мама сели рядышком на кушетку, не произнося ни слова. Наконец он сказал, что я понесу наказание.

Так как тебе нравится смотреть на обнаженных девочек без их на то разрешения, у тебя будет на это шанс. Пег?

Мама держала в руке два листа бумаги.

Они одинаковы, Дэвид, -- сказала она. - Ночью я написала правила и распечатала эти две копии, а затем стерла файл из компьютера. Сейчас я их тебе прочитаю:

1. Начиная с этого дня и впредь, минимум в течение одного года, ты будешь одеваться и вести себя как девочка твоего возраста.

2. У тебя будут те же обязанности по дому, что и у любой девочки твоего возраста.

3. В любое время мы можем увеличить срок твоего пребывания в юбках, но только в случае нарушения тобой этих правил.

4. Ты продолжишь заниматься в школе, но как девочка.

5. Чтобы быть уверенными, что подобного впредь не повторится, ты будешь внешне выглядеть как девочка твоего возраста.

6. Если по прошествии года мы решим, что ты получил достаточный урок, ты снова сможешь стать мальчиком, если захочешь.

Тебе все понятно?

Я был в шоке! Они собирались нарядить меня девчонкой!

Мы этого обсуждать не будем, Дэвид. По меньшей мере год ты проведешь как девочка, я спрашиваю, понял ли ты правила?

Она вручила мне мой экземпляр, и когда я перечитал правила, то почувствовал тяжесть внизу живота.

Но я ни в чем не виноват!

Ты знал, чем они занимались, знал, что это неправильно, и ничего нам не сказал. Значит, ты их соучастник, и должен понести за это наказание.

Мама говорила таким тоном, будто перемалывала камни, а вот папа, он сказал очень спокойно:

Дэвид, ты смотрел эту кассету?

Мы с Кевином и Майком втроем ее смотрели, и он знал об этом.

Значит, ты знал о ее существовании и ничего не сказал.

Он загадочно улыбнулся.

Сын, все мальчики твоего возраста интересуются девочками, как они выглядят, и так далее. Я это понимаю. Но то, что случилось, было неправильно, ты знал об этом тогда и сейчас знаешь. Мы решили, что, одев тебя как девочку, мы поможем тебе понять, какой позор испытали те девочки на кассете. Поверь мне, это наказание намного мягче, чем то, что понесли Кевин и Майк. Чтобы удостовериться, что ты понял правила на бумаге, мы хотим, чтобы ты сам подписал и датировал ее. Мы подпишем обе копии, и свою ты можешь взять себе. Если же ты откажешься подписаться, ты все равно будешь одет девочкой, но не своего возраста, а пятилетней. В этом случае тебе будет позволено носить любую одежду девочек твоего возраста, только первых два месяца ты не сможешь носить брюки любого вида, разве что погода будет требовать этого, да и то с нашего с матерью согласия. А теперь, Дэвид, подпиши бумагу.

Я еще раз прочитал правила. Выбора не было, и я расписался ручкой, протянутой мне отцом.

Я хочу, чтобы ты пошел в свою комнату, вынул все из своего шкафа и разложил это по коробкам. Я имею в виду все, Дэвид. Одежду, постеры, игры - все. Я поднимусь через пару часов и проверю.

Папа снова говорил строгим тоном, и я отправился в свою комнату. Там было полно коробок, и, оглядевшись, я почувствовал, как екнуло мое сердце, предвидя драматические изменения в моей жизни. Но у меня вдруг возникла мысль. Я схватил пару джинсов и рубашку и спрятал их под матрац. Затем сделал то, что мне сказали. Когда появилась мама, она первым делом осмотрела шкаф, затем обыскала комод, посмотрела по полкам, и, увы, заглянула под матрац!

Дэвид, ты меня разочаровал. Не прошло и пары часов с момента нашей договоренности, а ты уже пытаешься нас обманывать! Думаю, что мы продлим наказание еще на два месяца.

Еще два месяца! Больше года быть девочкой, а я ведь еще даже не видел девчачьей одежды! Под ее наблюдением мы с папой отнесли все коробки в сарай, после чего он закрыл его на замок.

Пошли обратно в твою комнату, Дэвид. Пора начинать.

Глубоко вздохнув, я пошел следом за мамой в свою комнату.

Раздевайся, Дэвид. И, пожалуйста, догола.

Но, мама...

Под ее строгим пристальным взглядом я разделся и стоял перед ней абсолютно нагой, чего не было с детства. Без лишних слов она принялась смазывать меня кремом для удаления волос, всего, включая мой пах!

Мы договорились отстранить тебя от занятий в школе до понедельника, так что время у нас есть.

Под ее руководством я принял душ, обрил все тело и помыл волосы, затем, под ее неусыпным наблюдением, я вытерся насухо, и она обработала мне все тело приятно пахнущей пудрой.

Через два часа я назначила для тебя встречу, Дэвид, и у нас еще есть время. Расслабься, возможно, тебе даже понравится.

Я сильно в этом сомневался, но не имел выбора, а она к тому же вручила мне женские трусики. Я быстро надел их, чтобы хоть как-то прикрыться, и она повела меня в свою комнату и усадила перед косметичкой. Я наблюдал, как она делает мне макияж, наводит тени, линию глаз, наносит румяна. Она дернула мои волосы к затылку и свела их в «конский хвост», высоко на голове, такие носили только девочки, стянув волосы розовой резинкой, чтобы хвост держался.

Не волнуйся, Дэвид, это на время.

Я не волновался, я был напуган. Затем последовал лифчик, насколько я заметил, новый, 36-го размера, белоснежный, застегивавшийся сзади на крючки. Мама помогла мне его надеть, а в грудные чашечки подложила пару шариков из ваты. Затем достала колготки и показала, как их правильно одевать, потом надела мне через голову пеньюар и короткое красное платье. Оно было совсем короткое, до середины бедра, с расширяющейся книзу юбкой и круглым вырезом. Обула она меня в черные комнатные туфли, тоже новые, которые прекрасно подошли мне на ногу.

Дэвид, накрась губы сам, -- сказала мама и вручила мне помаду. Ярко-красную. После того, как я накрасил, она сказала: -- У нас еще есть немного времени, ты есть хочешь?

Я кивнул и последовал за ней на кухню. Папы нигде не было видно, и мы вдвоем съели по сэндвичу.

Мама живо собралась, а я остался сидеть, боясь выйти из дома.

Хочешь еще пару месяцев наказания?

Тогда пошли!

Выйдя, я сел в машину, и она отвезла меня в небольшую больницу, ту самую, в которой работал папа Кевина. Он был врачом-гинекологом.

Идем, Дэвид.

Мама взяла меня за руку, и едва мы вошли, как она сказала медсестре, что у нее назначена встреча для «Дэвида Гранта», и это вызвало у сидящих здесь женщин приступ смеха. Меня приняли, и вскоре вошел какой-то врач.

Пожалуйста, разденьте Дэвида.

Мама помогла мне, после чего он попросил ее выйти. Он обследовал меня и сделал укол в руку…

Я проснулся и понял, что лежу дома в своей кровати, но теперь моя комната вся была окрашена в розовые и белые тона, а постельное белье украшено кружевами. На полках были выставлены куклы со всего света! Я сел и тут же почувствовал необычную тяжесть в области груди. Протянув туда руку, я нащупал два холмика! Я взглянул вниз и увидел, что теперь у меня женская грудь, а когда я приподнял одеяло, то ниже живота я увидел бинты. Я громко зарыдал. На мой рев пришла мама и села напротив.

Помнишь пятое правило? Мы обещали тебе, что ты внешне будешь выглядеть как девочка твоего возраста, теперь ты так и выглядишь. Теперь ты можешь любоваться телом 15-летней девочки в любое время, Дэвид.

Что вы сделали? У меня остался…

И да и нет. Он у тебя есть, но теперь совсем не функционирует, и ты не только выглядишь как девочка, но и гигиену будешь соблюдать соответственно. Но не волнуйся, мы сделали так, что все потом можно исправить.

Я смотрел на нее сквозь слезы, градом стекавшие по моим щекам, а она в это время говорила, что, если я хочу, то могу пролежать весь день, но…

- …но на завтра рано утром я назначила тебе встречу в салоне красоты. Пока что я буду помогать тебе одеваться, Дэвид, но потом ты сам должен будешь это делать каждый день.

Ночью я убрал бинты, чтобы убедиться самому, что ее слова были чистой правдой, теперь я действительно выглядел как девчонка! Утром я одевал трусики и обнаружил, что теперь они стали намного удобнее, мои бедра стали чуть полнее и круглее, а талия вроде бы стала меньше. Я взял лифчик, который теперь был просто необходим, и после недолгой возни приловчился надевать его, а надев, обнаружил, что он прекрасно держит мои новые груди, да и боли больше не было. Затем пришла мама, и под ее зорким взором я сел перед своей новой косметичкой и впервые в жизни сделал сам себе макияж. Она сделала мне в волосах пробор посередине и позволила им свободно лежать на голове.

Заканчивай одеваться, Дэвид. Надень юбку и блузку. У нас впереди долгий день.

Я сделал, как она сказала, и когда оделся, то в точности походил на девушку своего возраста, даже несмотря на то, что в новой одежде двигался немного неуклюже.

Мама отвезла меня в салон, и там меня усадили в кресло. Ни о чем не спрашивая, женщина принялась работать со мной. Мама сидела на стуле у противоположной стены и наблюдала. Мои волосы обработали, уложили в маленькие локоны, и полили всеми видами лосьонов. Пока они сушились, я читал «Семнадцать», журнал для девочек-подростков, в то время как мои ногти удлинили и обработали пилкой, а затем покрасили розовым лаком. Час спустя, сидя в кресле, я смог увидеть, что мне сделали. Мои когда-то каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и вились к плечам, обрамляя лицо. Брови выщипали и сделали дугообразными, а макияж нанесли более профессионально. Я все еще изучал себя в зеркало, когда мама оплатила счет. Каждая черточка меня старого была заменена самыми женственными чертами, которые только мама могла выдумать.

Ну что ж, Дэвид, желаю тебе приятно провести год, -- сказала женщина, работавшая со мной, уперев руки в бока. - На той кассете была моя дочь. Надеюсь, ты переживешь тот позор, который она испытала!

Я не нашелся что ответить, и мама повела меня по магазинам. Через некоторое время мы вернулись домой, пополнив мой небольшой гардероб.

За завтраком мама рассказала мне кое-что, чего я не знал.

Дэвид, мы уговорили судью позволить нам самим провести твою трансформацию. И поверь, что бы ты ни думал, твое положение намного лучше, чем у Кевина или Майкла. Кевин сейчас в частном пансионе для девочек, но он начал с маленькой девочки, включая подгузники и пестрые платьица. Майк попал в военную школу только потому, что он слишком крупный, чтобы делать его девочкой. Но он будет выполнять там самую трудную и грязную работу, какая есть, до 21 года. И он, как и ты, одет в юбку и блузку, хоть это и не делает его женственным, а так как он никогда не сможет надеть форму, ему будут отдавать самые худшие работы, плюс насмешки от других учеников. Ты получил самое легкое наказание, Дэвид, и если ты примешь его спокойно, то быть девочкой покажется тебе забавным.

Ты можешь не называть меня Дэвидом? Хотя бы на людях?

Чем тебе не нравится твое имя?

Мам, ты посмотри на меня. Называя меня Дэвидом, ты делаешь только хуже. Так и быть, теперь я девочка. И раз уж я ничего не могу с этим поделать, почему бы не придумать мне другое имя, менее…ммм…

Менее мужское?

Что ты имеешь в виду, дорогой?

Диана. Зови меня Дианой, мам.

Тут я отвернулся и не заметил хитрую улыбку, промелькнувшую на мамином лице.

Теперь у меня были еще четыре юбки, три платья, три лифчика, дюжина новых трусиков, курточка, колготки, пять пар обуви, две «комбинации», семь кофточек, проколотые уши и множество украшений. А еще косметический набор, локон, фен, бигуди, два купальника, «грация» и собственная сушилка для волос. Мы занесли все это в мою комнату, и я говорил, куда что положить. А за обедом папа поинтересовался у мамы, хорошо ли я себя веду, и она утвердительно кивнула, а затем сказала ему, чтобы он теперь называл меня Дианой.

Это она придумала, Рон, и раз уж она вела себя хорошо, я согласилась.

Хорошо, с завтрашнего дня я буду ее так называть. А в понедельник она пойдет в школу, как и запланировано.

На следующий день мне позволили делать все, что я захочу, но при условии, что я буду в юбке или в платье, и вместо того, чтобы куда-то пойти, я предпочел забрать свой компьютер к себе в комнату и засесть перед ним. Я взял все свои документы и отсканировал их, затем изменил в каждом свое имя на Диану Илэйн Грант и распечатал их. Как раз последний лист выезжал из принтера, когда ко мне зашла мама.

Илэйн! Диана, мне это нравится! Очень женственное имя. Я скажу отцу.

Затем она вручила мне сумочку и коробку прокладок!

Я знаю, что ты в них не нуждаешься, но все равно хочу, чтобы ты носила одну из прокладок раз в месяц в течение пяти дней. Ты можешь начать, когда захочешь, дорогая, но попытайся делать это в одни и те же дни каждого месяца.

В понедельник утром по настоянию мамы я надел розовую широкую юбку и очень пеструю кофточку. Я сделал себе макияж так хорошо, как только мог, и, сунув мне в руку мою розовую сумочку, мама провела меня до школы.

Приятного дня, дорогая.

Спасибо, мам.

Если она и услышала иронию в моем голосе, то промолчала, и смотрела мне вслед, пока не убедилась, что я зашел в школу. Я был уже внутри и не имел другого выбора, кроме как явиться в канцелярию в той одежде, что была на мне. Но никто не смеялся. Меня сфотографировали и выдали новую школьную карточку, с моим новым именем и новой фотографией. Кроме того, мне несколько изменили классный распорядок.

Так как на уроки труда девочки не ходят, вместо этого ты будешь заниматься в классе домашнего хозяйства. Урок там начнется в три часа.

Женщина-распорядитель дала мне список вещей, которые мне необходимо иметь, и ключ от раздевалки девочек. После этого я отправился на первый урок. До этого меня никто не узнавал, но едва я сел за свою парту, как все вокруг на меня уставились.

Мы слышали, что из тебя сделали девочку, но скажи…

- …Диана, насколько ты теперь девочка?

Шелли всегда была для меня настоящим «гвоздем в заднице», поэтому я лишь брякнул «увидишь» и отвернулся. Целый день на меня таращились, кое-кто хихикал, а несколько ребят вздрагивали, глядя на меня, - понимали, что могли легко сами попасть в мое теперешнее положение. Но несмотря ни на что, все было не так уж и плохо, а за завтраком со мной за столиком даже сидела пара девочек.

Так как в течение недели мне не разрешили ни с кем видеться и выходить из дома, я делал работу по дому. На следующий день, в первой смене, всему классу сказали явиться в аудиторию.

Это - небольшой фильм, основанный на случившихся у нас недавно событиях. Все вы знаете про Диану, и мы хотим, чтобы вы приняли ее такой, какая она сейчас, без насмешек.

Свет погас, и запустили ленту.

Майк стоял на травянистой лужайке, одетый в короткую черную мини-юбку, черные «шпильки» и пеструю кофточку. Волосы по-прежнему «ежиком», но на губах ярко-красная помада. С волосатыми ногами, без груди, кроме помады, никакого макияжа - он выглядел просто ужасно. Было заметно, что он плачет. Он просил прощения за то, что он сделал, и описывал свое положение в ярких подробностях. Следующим был Кевин. Он находился в комнате, напоминавшей детскую, и был одет в короткое бархатное платьице, из-под которого выглядывали нижние юбки. Волосы украшены красными ленточками в тон платью и заплетены в косички, на кончиках которых были банты с маленькими колокольчиками по центру. На ногах белые носочки по лодыжку и черные туфельки. Вокруг его туловища был одет поясок, который обычно одевают маленьким детям, чтобы они не потерялись в толпе, к нему крепился поводок, который держал кто-то за кадром. В правой руке Кевин держал маленького плюшевого мишку. Он тоже попросил прощения, а затем нагнулся, чтобы показать, что у него под платьем надеты кружевные трусики поверх подгузника. Затем в фильме показали меня, и никто в зале не издал ни звука, просматривая это. На мне была коричневая юбка и белая блузка, чуть-чуть расстегнутая, так что было видно мое новое «приобретение». Мы с мамой шли по парку, это было, когда она отвезла меня в салон красоты, и в фильме было запечатлено, как та женщина из салона работала над моей внешностью. Фильм закончился, и директор сказал:

Как видите, все мальчики понесли наказание, Диана - самое легкое, потому что она в этом не принимала участие. Однако она теперь женщина и будет соответственно себя вести, поэтому любой, кто ее обидит, тоже должен получить урок послушания. Есть вопросы?

Мы вернулись к занятиям, а в третьем часу, взяв спортивную сумку, я впервые в жизни переступил порог раздевалки для девочек. Все смотрели на меня, пока я искал ключ и неторопливо раздевался. Когда я остался в лифчике и трусиках, все увидели, что я теперь девочка, и никто ничего не сказал. Затем я разделся донага и принял душ, окончательно развеяв все сомнения. Каждая девочка удостоверилась своими глазами, увидев меня в душевой обнаженным, что я действительно выгляжу как любая из них, во всех отношениях, включая интимное место.

За неделю про это узнала вся школа. Я был настоящей девочкой, я был ею всегда. Слухи распространились быстро, и все, что я мог, это игнорировать их. Но я буду девочкой еще 14 месяцев, и грех не воспользоваться ситуацией. Прошел месяц, и однажды после школы меня пригласил в кино один храбрец по имени Марк. Разумом я понимал, что надо отказаться, но изо рта уже вылетало:

С удовольствием, Марк. Когда?

В итоге он пришел домой уже ночью и получил нагоняй от отца, а меня заставили начать пользоваться прокладками. Но свидание было приятным, фильм интересным, и он показал себя настоящим джентльменом. Он мне показался веселым, а девушка во мне нашла его еще и симпатичным. В кинотеатре он положил руку мне через плечо, и я позволил ему приобнять меня. А когда мы расставались у моего дома, он поцеловал меня в губы!

Диана, можно, я тебе завтра позвоню?

Конечно! Спокойной ночи!

Я вошел и у порога встретил родителей.

Приятно провела время?

Да, отлично, -- и я ушел в свою комнату.

Я был мальчиком, я знал это, и Марк тоже, так почему же он меня поцеловал? Более того, как мог я сам позволить ему сделать это, и почему мне это так понравилось? На следующий день Марк позвонил и пришел с согласия моей мамы. Мама велела мне надеть шорты, и я встретил Марка в них и в розовом топе. Мы гуляли во дворе - он болтал, я все больше улыбался, а затем он опять меня поцеловал, на этот раз более страстно, и опять я ему это позволил. Бог мой, я становился девочкой не только снаружи! Мы с Марком встречались почти три месяца, и мой папа с ним подружился. Он пригласил меня на Весенний бал, и я согласился. Мама так обрадовалась, что, как ненормальная, бегала по магазинам, покупая мне новое платье, туфельки и украшения, а я ухаживал за своими волосами, так что когда Марк за мной пришел, я был, или, вернее, уже была чистенькой, пахнущей и очень нарядной. Грудь стала еще больше и красиво выступала из-под платья, талия стала тоньше почти на 50 сантиметров благодаря корсету. Он недавно получил водительские права и сам повез меня на бал. Чуть позже он заключил меня в страстные объятия, и мы ласкали друг друга в разных местах, и это было чудесно. Ни о чем больше не думая, я взяла в руку его член и стала его поглаживать, он был твердый и гладкий, такой знакомый на ощупь, но все же другой, не мой. Я наклонилась и взяла его в рот, а Марк в это время ласкал мою киску. Я ощутила языком его гладкий, шелковистый член, и едва я начала двигать губами, Марк кончил прямо мне в рот. Я проглотила все это, понимая, что пути назад больше нет и я уже не стану снова мальчиком. Никогда не стану. Теперь я девушка, и есть человек, который любит меня так же сильно, как и я его.

Я плохо вытерла губы, и мама продлила мое пребывание в юбках еще на шесть месяцев.

Мне все равно, мама. В любом случае я больше не хочу становиться мужчиной.

Она была к этому готова.

Тогда мы с тобой должны поговорить о мужчинах, и что можно делать, а чего нельзя, на свиданиях!

Мы поговорили, и, в конце концов, все приняли меня такой, какой я стала. Теперь я - молодая женщина, уже не девушка.

Майк покончил с собой, используя пилку для ногтей. Кевин так и не вернулся в школу, но мы видели его во время каникул. Он был уже в юбке и блузке вместо детского платьица, но по-прежнему без груди и с косичками, кончики которых были украшены бантиками с колокольчиками.